Лин поднимает глаза и грустно улыбается.

— Это Чарли, — говорит она.

— Да, — говорит Алекс. — Похоже, он опять забыл.

Он клонится вперед, как деревце под грузом налипшего мокрого снега, и подтягивает ближе к своему краю стола крышку от майонезной баночки, используемую в качестве пепельницы.

— Возможно, то, что я сейчас пишу, — это не более чем дневник, — говорит он. — Каталог впечатлений. Психогеографический атлас. Навигационный журнал корабля, плывущего по воле волн. Это нить, которую я протягиваю через незримый лабиринт на тот случай, если кто-то захочет пойти по моим стопам. Такого рода книги отнюдь не бесполезны. Я и сам нередко прибегал к их поддержке. Первопроходец на вершине горы, впадающий в ярость при виде ледоруба, забытого там кем-то его опередившим, на самом деле никакой не первопроходец и не исследователь, а просто алчный конкистадор. Всякая действительно сто́ящая инициатива возникает в результате сотрудничества, заговора, серии закодированных посланий, передаваемых сквозь годы от одного человека к другому. Таковой была природа нашего парижского проекта.

Стэнли не уверен, что сказанное является ответом на его вопрос. Длинная струйка дыма тянется к потолку от сигареты Алекса, который делает затяжки с большими паузами, только чтобы не дать ей погаснуть, и стряхивает пепел в майонезную крышечку. Такое чувство, что течение времени в этой комнате загадочным образом подстраивается под эту сигарету — как будто Алекс каждой своей затяжкой замедляет ход часов. Стэнли ерзает на ящике. Он давно не общался с кайфующими нариками и уже успел подзабыть, насколько они ему противны.

— А что касается способа действий, — продолжает Алекс, — то мы просто выходили на улицы. Без какой-то конкретной цели, не рассчитывая что-либо найти. Нашими инструментами были случайности и возможности. Мы настраивали антенны наших желаний, ловили сигналы и следовали за ними. На словах это звучит легко, но на деле, можешь мне поверить, это требовало немалых усилий, самоотдачи и колоссального напряжения воли, потому что враг таился внутри нас самих. Желание обманчиво, оно стремится лишь к самоудовлетворению и потому всегда готово пойти на губительные компромиссы. Мы накапливали наши мечты, как пираты сокровища, и они — подобно всем пиратским сокровищам — порождали карты. В те дни мы часто говорили о городе — воображаемом, но все же способном стать реальностью, — который надо бы создать исключительно как место для игры. Главной проблемой, разумеется, была архитектура. Желания переменчивы; архитектура — нет. Посему наши желания так или иначе вынуждены подстраиваться под существующую архитектуру. Игра выходит на профессиональный уровень. Удовольствие превращается в обыденность. И мы не знали, как с этим бороться, — ведь в наших-то мечтах каждый житель этого города располагал ни много ни мало собственным кафедральным собором. За все прошедшие годы самое лучшее, что мне удалось таким образом сотворить…