Алекс зажимает губами сигарету, берет со стола пипетку с иглой, перекладывает их в левую руку и снова вынимает сигарету изо рта.

— …это крепость, — говорит он. — Цитадель. Видишь ли, стойкие пристрастия хороши тем, что ты всегда точно представляешь себе, в чем состоит твое истинное, глубинное желание. Речь не о том, чтобы желать, к примеру, новый «олдсмобиль». Все второстепенные желания на фоне этого застывают, как пузырьки воздуха в янтаре, и ты можешь вдумчиво оценивать их, глядя со стороны. Я не забыл тот город, который мы искали. Когда-то мне удалось пройтись по его улицам, и я надеюсь сделать это вновь. Признаться, в этом плане я возлагаю большие надежды на Лас-Вегас. И как всегда, эти надежды не оправдаются.

Лин тянется к столику, берет сигарету и прикуривает. Выдыхая дым после затяжки, она наклоняет голову сначала влево, потом вправо, от плеча к плечу, как делают киношные любовницы гангстеров. Затем поднимает с пола книгу («Посмотри на себя, маленький человек!» — написано на обложке) и направляется в спальню, на ходу распуская пояс. Сразу за порогом кимоно соскальзывает с ее плеч на пол. Алекс не смотрит на нее — и вообще ни на что не смотрит. Он подносит к губам сигарету, и на ее кончике вспыхивает огонек. Сигарета все еще не выкурена и на треть.

— Эй, Алекс, — окликает его Стэнли. — Можно воспользоваться вашим туалетом?

Лампочки в туалете нет — на проводе над унитазом висит пустой патрон. На сливном бачке Стэнли находит коробок спичек и свечу в плошке, зажигает ее и только потом закрывает дверь. Он еще возится с ремнем джинсов, когда за стеной вновь начинает печатать машинка: сначала слышен взрыв лихорадочного стрекота, затем более медленный, неравномерный стук, который периодически прерывается звуком сдвигаемой каретки. Интервалы между ударами по клавишам становятся все длиннее. Теперь Стэнли может сосчитать буквы в каждом напечатанном слове с такой легкостью, что возникает искушение начать их угадывать. Он вспоминает об Уэллсе, рисует в своем воображении толстяка за письменным столом и «творческий треугольник» между его глазами, его пальцами и листом бумаги, постепенно выползающим из машинки. Для пущей убедительности зажмуривается и, выставив вперед согнутые ладони с растопыренными пальцами, имитирует стук по клавиатуре.

Справив надобности, он спускает воду, а потом раздевается до пояса и обмывает над раковиной лицо, шею, руки и грудь. Зеркало на дверце аптечки чем-то исчеркано. Он собирается протереть его полотенцем, но в последний момент замечает, что это не просто линии, а надпись, сделанная жирным грифелем и уже слабо различимая. Он подносит к зеркалу свечу, вглядывается. Знакомый размашистый почерк — таким же были начертаны слоганы на стенах кафе прошлой ночью. «ТЫ ВИДИШЬ ПЕРЕД СОБОЙ ЛИК БОГА», — гласит эта надпись.