Пришедший вскоре хозяин оказался приветливым стариком, тоже высоким, с костистыми руками – он сжал нам ладони, и я подивился, сколько в нём силы, ещё, пожалуй, больше, чем во мне.

– Как же вы потерялись? – спросил он.

Тоже налил себе чаю и, к моему удивлению, выпил его, горячий, совсем не по-стариковски и вообще как-то не по-человечески – в несколько глотков, как воду.

– Скоротать путь хотели, – ответил братик. – Со станции пошли, и… – здесь он развёл руками – мол, понятно всё, что говорить.

– Ну, скоротаете ночку у нас, – кивнул дед. – А утром пойдёте. Я путь укажу, доберётесь.

Мы допили чай и съели по бутерброду. Я жадно поглядывал на хлеб, но взять ещё не решался.

– Большая у вас деревня? – спросил братик. – А то не видно в темноте.

– А тридцать домов, – ответил дед; раскрыл себе леденец в бумажной обёртке и съел с удовольствием.

– Вы так налегке и шли? – осмотрел он нас. – Ни сумок, ничего?

– Ну, – сказал братик и внимательно посмотрел на старика.

– Пойдёмте, уложу вас, – встал тот, двинул стулом, и я тоже отчего-то вскочил, громыхнув табуретом. Братик допил чай и чашку эдак ещё потряс, разглядывая её донце.

Нас определили то ли в сарайку, то ли в пристройку к дому, в темноте мы особенно и не разобрались. Половицы не скрипят, лежанки деревянные, подушки войлочные, окон нет. Дед посветил нам фонарём, указал, куда кому лечь, и вышел, бесшумно закрыв дверь.

– Отец, а света нет тут? – выглянул ему вослед братик.

– А чего свет? Темноты, что ли, боишься? – раздался чуть насмешливый стариковский голос на улице; я тем временем уже улёгся и ноги блаженно протянул.

– Ложитесь да спите. Перегорела лампа. Скоро и так рассветёт.

Братик вернулся, поводил руками по стене, ничего не нашёл. Зажёг спичку, осмотрелся: я увидел его жёлтое недовольное лицо.

– Ты чего? – спросил я. – Давай уже падай. Как чудесно, братик, что мы не в лесу.

Братик молча лёг и мне ничего не ответил.

Я прислушивался к его молчанию и поначалу не мог заснуть: было отчётливо слышно, что он не спит.

Сознание всё-таки мутилось… и много чёрных сучьев со всех сторон выламывали себе хрусткие суставы…