Спросили у деда, он сразу ответил:

– А с Москвы приехали, дом купили, крайний на дальнем порядке. Москвичи, – заключил дед с лёгким пренебрежением, – Сахаровы фамилие. Мать, бабка и брат с сестрой.

– Сестра! – обрадовались мы с братиком, одновременно повернувшись друг к другу. – Она сестра ему!

Едва пригнав корову, мы развернулись и, мелко подрагивая, отправились на пруд.

– Холодновато что-то, – сказал братик хмуро, едва выйдя за ворота.

В сарайке у двора всегда висели старые дедовы пиджаки – мы быстро приоделись, а я ещё и кепку нацепил.

Волосы мои белые, аляные падали на лоб, а мне хотелось чуб как у Есенина, для чего я иногда то носил на глупой юной башке жёсткую сетку с винной бутылки, то поливал голову водой и зачёсывал прядь со лба назад. Пока волосы были сырыми, чуб смотрелся почти как у рязанского поэта. Но волосы подсыхали, чубчик начинал сначала рогатиться, а потом и вовсе осыпался ссохшейся соломой.

Кепку, в общем, надел я.

Шли молча, в двух словах решив, что если придётся – драться будем вдвоём. Взрослого на пару не в западло завалить. По одному с ним никто из нас не справился бы.

Втайне, конечно, драться-то никак не хотелось, чё за удовольствие – нас же к сарафанчику влекло, а не в лоб получить московским кулаком.

Москвичей мы увидели издали – собрав удочки, они неспешно двигались нам навстречу. Мы чуть сбавили ход и приняли вроде как разбитной видок; ноги ж, однако, у нас были вполне себе деревянными.

Братик сплюнул в траву, я несколько раз сжал и разжал кулаки, москвич щурился, разглядывая нас, и слегка улыбался. Расстояние меж нами всё уменьшалось, столкновение казалось неизбежным, но девушка вдруг встала, опёрлась брату на плечо, сняла тапочку и начала вытрясать из неё сорную крупу.

Осмысленно ли сделала она это, нет ли – кто знает, – но сразу получилось так, что драться стало неуместно.

– Ничё не поймали? – кивнув на пустое ведёрко в руках москвича, сказал братик с лёгкой усмешкой, но без особой издёвки.

– А чего это вы оделись как клоуны? – не отвечая ему, ухмыльнулся парень, оценив наши пиджаки. Братику пиджак был великоват, и впопыхах он забыл засучить рукава. А мне соответственно маловат – и у меня руки свисали голые чуть не по локоть. И ещё эта кепка на голове.

– Юрий Никулин, – кивнул парень на меня. – И Карандаш, – давясь от смеха, добавил, указав сестре подбородком на братика.

Девчонка тоже засмеялась, на обеих щеках у неё обнаружились ямочки. Мы смотрели ей в рот: казалось, что она только что ела мороженое с малиной.

Наконец, она бросила тапочку на землю, сняла руку с плеча брата и представилась: