- Да, да.

- Очень рада. Если вы хотите, чтобы мы и дальше жили в добром согласии, вы должны сегодня без всяких упрашиваний избавить меня от сомнений, которые вы сами же и вызвали, тетушка.

- Что... что вы хотите... знать?

- То, что вы сами знаете про Викторена.

- Про Викторена?.. Но я больше вашего ничего не знаю...

- Нет, тетушка, знаете.

Положив альбом на колени, госпожа Буссардель, сидевшая напротив парализованной старухи, взяла ее за руки и впилась взглядом в ее глаза, словно хотела ее загипнотизировать.

- Поглядите мне прямо в лицо и скажите: вы вправду ничего не знаете?

- Ничего... не знаю... дитя мое.

- Можете поклясться? Спасением своей души?

- Поклясться не могу... Я веру... веру... верующая... Зачем мучаете меня?.. Я плохо себя чувствую.

- Тетушка, до тех пор пока вы не перестанете упрямиться, мы разговор не кончим. Я ведь не уступлю. Я твердо решила добиться от вас интересующих меня

Наступило молчание. Госпожа Буссардель выжидала, чтобы ее слова дошли до притупившегося сознания старухи, Наконец больная сказала чуть слышно:

- Я не смею этого говорить... Только я одна должна знать... Мне не дано... дозво... дозволения.

- Как! - воскликнула Амели, догадавшись из этих слов, что духовник запретил ее благочестивой родственнице говорить, и мысль, что кому-то постороннему известны их семейные тайны, в которые она сама до сих пор еще не может проникнуть, прибавила ей решимости... - А если я дам слово, что все буду держать в секрете? - спросила она. - Это еще что такое? Кто там? К нам нельзя.

Старушка горничная, постучавшаяся к ним, сказала через дверь, что пришел аббат Грар, хочет навестить барышню.

- Нельзя! - ответила Амели. - Мадемуазель Буссардель сегодня не принимает,

- Впустите... впустите его! - взволнованно залепетала тетя Лилина.

Госпожа Буссардель взглянула на нее, потом, приняв какое-то решение, поднялась, положила альбом на круглый столик и вышла из комнат, затворив за собою дверь.

- Господин аббат, я очень сожалею. Тетушка сегодня не принимает. К ней нельзя.