Когда прочтены были положенные молитвы, священник передал кропило старшему сыну, но тот, сжимая кропило в руке, все не входил в часовню: надо было с уважением отнестись к глубокой сосредоточенности вдовы. Однако она вовсе не молилась. Под траурным крепом глаза ее были устремлены не на гроб, который уже опустили в склеп. Она смотрела на имена умерших, вырезанные внутри часовни на мраморных досках справа и слева от алтаря. Их уже было много, не меньше двенадцати, они охватывали четыре поколения, считая и маленькую Берту, - четыре, а не пять, ибо Буссардель, живший во времена Наполеоновской империи, основатель гробницы, так в нее и не попал: забывчивые потомки в конце концов оставили его там, где он был похоронен.

Вверху, с левой стороны, самая давняя из всех погребальных семейных надписей, сделанных до этого дня, гласила:

ЛИДИЯ-МАРТА-ВИКТУАР ФЛУЭ

супруга Флорана Буссарделя

родилась 18 февраля 1791 года

умерла 22 июня 1816 года

Госпожа Буссардель часто приходила сюда, провожая родственников к месту последнего упокоения, принося цветы или надзирая за порядком в часовне, но лишь сейчас впервые почувствовала, что эта незнакомка, о которой говорилось в надписи, была матерью ее свекра и что именно от нее пошла вся семья, как река вытекает из своего истока, из узенького ручейка. Эта умершая мать смотрела на нее с высоты своей лаконической эпитафии, они перекликались друг с другом через пространство целого столетия; до Лидии Буссардель были тени прошлого, после Амели Буссардель будет сумрак грядущего.

Наконец она вспомнила о своей роли, о своей семье, о покойном муже. Гроб окропили, и, когда закончился этот обряд, родня кратчайшей дорожкой спустилась с холма вниз, к круглой площадке Казимира-Перье, где после каждых похорон в семье Буссардель происходила церемония рукопожатий.

Эта часть кладбища, одна из самых старых, была переполнена покойниками: множество могил, ни одного пустующего вершка земли. Некогда свободный склон холма перерезали теперь опорные стенки, змеились по нему дорожки и неровные лестницы; и хотя вне главных аллей вырубили много деревьев, тут буйно разрослись, переплелись, перемешались побеги плюща, кусты жимолости, акации и букса, мох плотно покрывал камень, и весь этот край старого кладбища Пер-Лашез сохранял сельский характер и живописную холмистость.

Благодаря своей архитектуре и орнаментам, которые в новом столетии стали образчиком наилучшего стиля Персье-Фонтена, мавзолей семьи Буссардель царил над всем этим пейзажем, где рука человека чувствовалась больше, чем присутствие смерти. Он высился на верхушке пригорка, подавляя своей грандиозностью жалкую мелкоту - уйму низких, тесных гробниц, построенных после него; с ним могли сравниться только находившиеся неподалеку горделивые усыпальницы Греффюля и Константа Сей. Он один занимал место, равное целой дюжине современных могильных участков; ведь он был задуман и воздвигнут в доброе старое время, с широким размахом, который при повышении цен в дальнейшем стал уже невозможным; площадь его была скорее земельным участком, чем могилой, да, в сущности, она и являлась первым участком, приобретенным в Париже семейством Буссардель.