Лану сам говорит о своих романах как о книгах, написанных человеком, который «болен войной», в котором война засела подобно осколку и продолжает мучить, не дает покоя и в мирное время. Поэтому он работал над ними, думая не только о своих однополчанах, о тех, кто прошел бок о бок с ним по деревушкам северной Франции, сражаясь в мае 1940-го против гитлеровских полчищ, и может теперь узнать себя в его героях. Не только о тех, кто из этих боев не вернулся и похоронен — или даже не похоронен — на военных полях от Арденн до Нормандии, «от Вердена до Сталинграда», как говорит сам Лану; но и о «вчерашних врагах — немцах», но и о тех, кого фурия войны по-прежнему влачит за собой, — о «братьях в Индокитае и Алжире»; и, главное, о товарищах своего старшего сына, — «пусть они поймут, как это случилось, в той мере, в какой я сам могу в этом разобраться, и пусть они извлекут из этого полезный урок в той мере, в какой вообще можно из чего-либо извлечь полезный урок!».

Романы «Майор Ватрен», «Свидание в Брюгге» и «Когда море отступает» не имеют единого сюжета, и герои в них действуют разные. Целостность «Безумной Греты» создается сквозным лейтмотивом, это своего рода тема с вариациями: война и память войны.

В первом романе война взята непосредственно. Это — «смертоносный май» (как назвал его Арагон) 1940 года, когда «странная война» внезапно и без всякого перехода превратилась в стремительное отступление французских войск перед обошедшими их с тыла немецкими танковыми армиями. Когда солдаты, брошенные командованием, лишенные связи, боеприпасов, оторванные от штабов, героически гибли в неразберихе отдельных стычек с противником, не зная, где фронт, где тыл. Чувствуя — и не веря, — что преданы. Понимая — и отказываясь понимать, — что это пораженье.

Именно в смертоносном мае начинается эволюция двух основных героев романа — пацифиста Франсуа Субейрака, учителя, призванного в армию и неожиданно для себя оказавшегося отличным командиром, и старого кадрового офицера майора Ватрена. Движущей силой этой эволюции, точнее — ее катализатором, ускоряющим процесс осознания ими обоими действительности и своего долга, своего места в этой действительности, является память о третьем человеке — об Огюстене Маршане, рабочем из Бийянкура, коммунисте, расстрелянном в лотарингском городке Вольмеранже по приговору военного суда за бунт в действующей армии. Лишь на несколько мгновений появляется на страницах книги Огюстен Маршан, но память о нем не оставляет Франсуа Субейрака и в дни последних кровопролитных боев в Арденнах, где почти полностью гибнет его рота, и потом — в долгие месяцы плена. Снова и снова встает перед ним задняя комната в бакалейной лавочке Вольмеранжа. Напоминающий детство запах корицы и шоколада, тяжелый аромат фруктов и перца. И скуластое суровое лицо с доброй ямочкой на подбородке — спокойное лицо рабочего металлиста, уже приговоренного к смерти, но, может быть, еще не знающего об этом, мирно играющего в карты со своими конвоирами при свете расписанной цветами пузатой фарфоровой керосиновой лампы… Потом Субейрак забывает лицо расстрелянного, забывает его имя. Все больше тот становится для лейтенанта символом — коммунистом из Бийянкура, расстрелянным в Вольмеранже. Все больше память о нем встает как разоблачение «странной войны», в которой коммунист из Бийянкура оказался врагом номер один, претворяется в поверку собственных жизненных позиций лейтенанта Субейрака, его «интегрального пацифизма». Пока, наконец, эта память не приводит лейтенанта Субейрака к действию, — он бежит из офлага, чтобы с оружием в руках принять участие в Сопротивлении.