Имантс злился на себя, на Ималду, на Бога. Плохо спал, почти не ел, не убирал свое жилище. Ему не было сорока пяти, а выглядел он как старый дед.

Но прошло время, и он потихоньку стал приходить в себя. А тут еще брат Ималды, Маркус, приехал навестить – звал к себе, в Вентспилс. И старьевщик решил, что как только появится более или менее приличная сумма, он закроет дело и уедет. А тут такое…

Он лежал на спине, с закрытыми глазами, и видел перед собой переливающуюся гладь моря. В лодке у берега он видел и себя самого, только не старого и запущенного, а счастливого, улыбающегося, молодого. Жена стояла рядом, а на руках у нее был ребенок. Имантс был совершенно счастлив. Его не беспокоил ни дурной запах, исходивший от давно нестираного белья и от него самого, ни мышиная возня под кроватью. Он был готов лежать ровно столько, сколько занимает разум светлая картинка, созданная его воображением.

В дверь тихонько постучали. Имантс не ответил, лишь скрипнули пружины кровати.

Тогда послышался скрип, и быстрая дробь удаляющихся прочь шагов.

«Табуретки и стол все же украли», – с удовлетворением подумал старьевщик и на этот раз уснул как праведник – без снов.

Он открыл глаза, когда солнце уже вовсю буравило стены сквозь щели в ставнях. Имантс, потянувшись, первым делом проверил свое сокровище. Убедившись, что оно не исчезло, он хотел было выскочить во внутренний двор по нужде, как взгляд его упал на картину, лежащую на письменном столе в развернутом виде. На картине сверху лежал свиток с восковой печатью – он схватил его и выскочил во двор, на ходу развязывая штаны.

Справив нужду, старьевщик развернул бумагу. Обычно зрение его не подводило – но тут! Строчки то сливались, то двоились – он никак не могу прочитать и двух слов. Он зашарил по карманам, и, к счастью, лупа была на месте.

Вот что прочел Имантс:

«Было жаль Вас будить, Ваш сон был столь глубок и сладок. Позвольте посетить Вас завтра, в полночь. Я намерен услышать Ваш ответ.

Да или Нет. Третьего не дано.

Ваша душа – не слишком высокая цена за то, что я уже дал Вам и еще предполагаю сделать для Вас».

Подписи не было, но была приписка, сделанная другим почерком:

«Думай, Имантс, но не продешеви на сей раз».

Это была ее рука!

Имантс почувствовал легкое головокружение, сел на кровать. Посидев немного, он встал, подошел к столу и, взяв портрет, снова стал его изучать. Чем дольше он смотрел в глаза незнакомца, изображенного неизвестным же художником, тем сильнее становилась боль в затылке. Изображение плыло перед Имантсом и вскоре слилось в одно неопределенного цвета пятно. Схватившись двумя пальцами за переносицу, старьевщик нащупал другой рукой опору и опять сел. Комната медленно плыла, с улицы доносились обрывки бабьих пересудов, цоканье копыт по мостовой; где-то недалеко бродяга играл на шарманке. Наконец, словно по мановению волшебной палочки, все стихло. Имантс, выходя во внутренний двор, не закрыл дверь, и теперь в проеме показалась чья-то фигура. Сколько он ни всматривался, не мог понять, кто же это к нему пожаловал.