Это было неправильно, но отчего-то мне казалось, что даже один звонок домой может всё испортить. Поэтому я просила звонить Артёма. Он был не против, хотя каждый раз возвращаясь, сообщал, что мама разговаривает с подозрением, а моих фотографий ей уже недостаточно, и она хочет услышать голос. Но полицию и службу спасения пока не вызывает, так что версия о том, что меня укачивает в машине, могла ещё какое-то время поработать.

В саду было хорошо. Оживленная суета, царившая в доме, оставалась за его стенами. На улицу БТ выползали редко, и я скрывалась от их общества на одной из лавочек аллеи или в беседке.

До конца книги мне оставалось дочитать пару глав, и я так была поглощена кульминацией, что когда напротив меня неслышно возник Нильс, вздрогнула. Он был весь в чёрном. И от этого белизна его волос и бледность лица выглядели пугающе.

— А тут ничего так, — он плюхнулся на скамейку и она затрещала. — Только воздуха с непривычки столько, что голова раскалывается.

Я вспомнила количество выставленных в холле пустых бутылок.

— Ты не думай, я тебя тоже помню. И тогда знал, что ты это ты, — сказал он, двигаясь ближе. — Ты чего, боишься меня, что ли?

Я покачала головой, однако вышло неубедительно. Он криво усмехнулся.

— Значит это твой сценарий про свиней и всю эту демоническую зоофилию? А по тебе и не скажешь, что в голове у тебя такой содомизм творится. Оказывается, ты пошлая. С таким-то лицом. Теперь понятно, чего Чернецкий в тебя так вцепился.

— Всё не так. Это они потом сами дополнили. Чтобы интересно было. Там вообще-то про любовь. И про то, что человек оказался заперт внутри себя. И про внутреннюю боль тоже. Что всё зло от этого. Так я поняла эту песню.

— Ты всё круто поняла, — сказал он серьёзно. — Вообще-то я её про себя писал. Про свои чувства, загоны и очередные гребаные попытки справиться со всем этим дерьмом. Но то, что они всё переиграли в трэшак — даже хорошо. К чему эта долбанная лирика? Не думаю, что наши фанаты ждут от нас ангста и страдашек. Мы должны быть жёсткие, агрессивные и опасные, как Тиль в свои лучшие годы. Девчонки же любят жёстких парней?

Я пожала плечами. Он вытащил пачку сигарет, зажигалку и, закинув ногу на ногу, с картинным видом закурил.

— Там сейчас сцена со мной должна быть, а я тут с тобой сижу. Нормально, да? — он чуть отклонился назад и прошелся по мне взглядом сверху вниз. — Ты миленькая. Хочешь трахнемся? Чернецкому всё равно сейчас не до тебя. Уж если Касторка за кого взялась, то это наверняка. Та ещё нимфоманка.

Такой внутренней паники я не испытывала со школы. Дело было не столько в пошлостях, которые он говорил, мои одноклассники частенько выдавали нечто подобное, хуже всего было то, что я так и не научилась правильно на это реагировать. Нагрубить и послать не позволяло воспитание, перевести в шутку не умела, и пока соображала, что ответить, терялась, давая повод для насмешек и продолжения подобных разговоров.