Идет вверх по склону, но ему все кажется, что монахини — там, внизу, у него за спиной, их платья задевают каменные плиты, и слышится неясный гул молитв. Иной раз он, не выдержав, несется вниз — никого, тишина. Так досадно, но он закрывает глаза, впивает тишину, как свежий воздух, и блаженно улыбается.

Мать его умерла, когда ему было два года. А вскоре за ней и отец. Он их совсем не помнит. Скорее помнит разных женщин из Ферте[12], которые его голубили, заботились о нем, обжигали горячим дыханием его щеку. А среди них — свою молоденькую тетушку[13]; бывало, она подзывала его, он прижимался головой к ее плечу. Его волосы мешались с ее мягкими кудрями, звуки ее голоса вились вокруг него, из них сплетался кокон, в котором ему было так уютно, и можно было обойтись без слов, ведь она была рядом и умела высказать за него все его нужды и желания — так продолжалось до тех пор, пока однажды она не склонилась к нему с горестным лицом. Ее голос срывался, но он понял по движению губ: она уходит, покидает его. Обняв его чуть крепче, чем обычно, она поднялась и исчезла. В потемках он как будто разглядел, что ее губы сложились в два коротких слога «мне жаль», но, может статься, она пыталась вымолвить что-то другое. Он спросит у нее потом, когда опять увидит, ведь это же сюда, в Пор-Рояль-де-Шан, она уехала, когда рассталась с ним, как до нее все остальные: бабушка, двоюродные братья. Пройдет немного лет, и его пошлют туда же, в школу, где, как считалось, юным господам давали превосходное образование.

Попав в Пор-Рояль, он с огорчением узнал, что ее уже нет, ее с другими сестрами отправили в Париж на время, пока просохнут кельи. Но она же вернется, и у них тут, в лощине, появится новый дом. Он сказал бы, что целыми днями только и делал, что ждал ее, если бы тоска и нетерпение не рассеялись, с тех пор как он открыл грамматику.

Именами собственными называются те, что обозначают единичное: например, слово «Сократ», относящееся к некоему философу, которого звали Сократом, или слово «Париж», относящееся к городу Парижу. А именами нарицательными — те, что обозначают общие, родовые понятия, как, например, слово «человек», относящееся ко всем людям вообще, или слова «лев», «собака», «лошадь» — говорит Лансло[14].

Жан слушает урок, как объяснение мироустройства, простое и ясное.

Он все записывает. Ему по нраву непреложность правил, он к ней питает глубочайшее почтение. Правила определяют, разделяют и повелевают. Голос учителя бархатный, задушевный. Грамматика изливается на него, словно любовные заклинания, которые ему милее и полезнее всех проповедей, вместе взятых.