Их разбудили грозные крики. Все вскочили. Ничего не понимая спросонья, Бен тер руками глаза. В небе висела круглая луна. А по снежной равнине, приближаясь к ним, бежала толпа людей, и среди них он узнал своего собственного отца. Люди страшно кричали и размахивали на бегу дубинками.
На этот раз обошлось без сражения. Первым обратился в бегство вожак. Вслед за ним кинулись наутек мамаши, и дети, и даже старая бабка. Они галопом скакали прочь под луной по заледенелому снегу, они предали, бросили его — все, даже та, которую он выбрал в матери, красавица гнедая кобыла, все его братья, благородные и гордые, — все, все… И тогда Бен закричал им вслед так, что от крика все готово было разорваться у него внутри, закричал так, как еще никогда не кричал.
— Нет!.. Нет!.. Нет!.. — закричал он, в первый и последний раз в своей жизни сумев произнести слово, и упал лицом в колючий снег.
Пиявка The Limpet пер. Н. Лебедева и Н. Ермакова
Пиявка
The Limpet
Никто не станет спорить, что я женщина чувствительная.
Но как дорого мне это обходится! Если бы я не принимала так близко к сердцу чужие судьбы, все у меня сложилось бы иначе. А теперь, увы, жизнь моя разбита, и не по моей вине, — просто я не в силах причинить боль людям, которых люблю.
Как жить дальше? По сто раз в день задаю себе этот вопрос. Мне уже под сорок, красоты возраст не прибавляет, а если и здоровье пошатнется — что вполне вероятно, ведь мне столько пришлось пережить, — тогда я вынуждена буду оставить работу и существовать на смехотворное пособие, которое выплачивает мне Кеннет. Веселенькая перспектива, нечего сказать.
Лишь одно выручает меня. Я пока еще умудряюсь сохранять чувство юмора. Во всяком случае, мои немногочисленные друзья не могут мне в нем отказать. Еще они говорят, что у меня сильный характер. Видели бы они меня в иные минуты. Например, когда я под вечер возвращаюсь домой (обычно это бывает не раньше семи — мой шеф, между прочим, не страдает излишней чуткостью). Дома я должна приготовить себе хоть какой-нибудь ужин. Потом — вытереть пыль в комнатах и привести все в порядок: прислуга приходит убирать два раза в неделю, и после нее вечно что-нибудь остается не на месте. К концу дня я чувствую себя такой разбитой, что мечтаю рухнуть в постель и покончить с этим раз и навсегда.
Но тут раздается телефонный звонок, и я собираю все свои силы, чтобы отвечать бодрым голосом. Иногда краем глаза ловлю свое отражение в зеркале: шестьдесят пять, никак не меньше, — унылые морщины, бесцветные волосы. Обычно это звонит какая-нибудь знакомая, чтобы отказаться от назначенного на воскресенье ленча, так как ей подвернулся вариант поинтереснее, или это свекровь со своими вечными жалобами на бронхит или на очередное письмо от Кеннета — можно подумать, это все еще имеет для меня значение. Просто никто не способен понять меня, как я понимаю других.