Анка почувствовала, что в комнату кто-то вошел, и открыла глаза. Она знала, что это не Раду — он ушел, ему еще с вечера нужно было уйти, и он ушел, как только ему показалось, что она уснула. Ей тоже показалось, что она спит, и, хотя теперь она открыла глаза, она все еще думала, что продолжает спать и видит во сне, как в комнату вошел Марин Попа.

Ну конечно же это он, думала Анка, жалкий трус с бицепсами боксера, он почти не изменился. Однако небрит, воротничок рубашки смят, нет в нем прежнего шика, на губах застыла жалкая улыбочка. Почему он приснился ей в таком виде?

Человек, который вошел в комнату, тоже смотрел на Анку, но был настолько занят собой, своими сомнениями и надеждами, что не понял, в каком она состоянии. Только сегодня он узнал ее адрес и весь вечер стоял внизу у калитки, к которой прибита медная дощечка «Врач-стоматолог», и не решался войти. Теперь, в двенадцатом часу ночи, он наконец решился.

— Зачем ты явился, Марин? — спросила она шепотом, думая, что разговаривает во сне.

Он не обратил внимания на ее странный голос, он видел ее бледное, изможденное лицо, но ему казалось, что именно так она должна выглядеть — они ведь не виделись несколько лет. Прогуливаясь внизу у калитки, он придумал, с чего начать разговор, а теперь забыл. Нужно придумать заново, но он не смог и сказал:

— Вот я пришел…

— Уходи! — сказала она. — Ты призрак, и я не хочу тебя видеть.

— Я не призрак, — сказал он, все еще не замечая ее состояния. — Я давно тебя ищу, только сегодня узнал твой адрес. Дверь внизу была открыта, и я вошел…

— Бред, — сказала она, — у меня, кажется, начался бред. Ты призрак. Ты самое гадкое, что было в моей жизни, что осталось в моих воспоминаниях, и я не хочу о тебе думать. Оставь меня. — Голос ее пресекся, она дышала с трудом.

— Извини меня, — сказал он, — но я должен, должен тебе объяснить все…

— Ладно, — простонала она. — Мне безразлично. Раньше я боялась тебя вспоминать. Каждая мысль о тебе причиняла мне боль, но теперь и ты мне безразличен. Удивляюсь только, почему я тебя вспомнила. Я сейчас открою глаза, и ты испаришься…

Но она не открыла глаз, потому что они были у нее открыты, — Марин стоял на прежнем месте. Она видела его сквозь туман и наконец поняла, что это не сон. Марин Попа действительно стоит в комнате. У нее закружилась голова, и она закрыла глаза. Головокружение — это от слабости, подумала она. Он ей безразличен, она не чувствует ни страха, ни возмущения, ей даже неинтересно узнать, зачем он сюда явился. Она больше не смотрела на него и только слышала его голос.