Непростительно навязчиво.

Особенно отвратительны — псевдоисторические антиутопии, и крохотные и колоссальные, как будто соперничающие по гнусности с самим путинским государством…

Позволю себе процитировать мое письмо об одном современном московском писателе-наполеоне…

«Вся его система самоодурачивания и самовосхваления разрушается как карточный домик, если он слышит или читает о себе хоть одно едкое критическое словечко. В этом и слабость подобной высокопарщины, подобных демагогических систем — из них как из ванны вся влага вытекает, если одна трещинка, дырочка — хоть с иголочное ушко — появляется…

Нельзя строить себе пирамиды — ни каменные, ни словесные. Мышка хвостиком вильнет и все посыпется…

Писатель вправе о себе писать только иронично или самоуничижительно — потому что он хуже всех (особенно хорошо это просекли Гоголь и его хвост — Достоевский).

Бумагомарака.

Если писатель не понимает, что любые его писания — вред, бред, нечто заведомо отрицательное, а сам он — суета сует, паразит, лишний человек, вампир, палач, плодящий зомби, то он еще и болван.

Писать можно только в надежде, что где-то есть драгоценный читатель, лучший, чем он человек…

В нем-то, в его душе, его текст «закончится», обретет форму и покой.

А К. — весь жар и жир — все-все-все — хочет подгрести под себя, его терзает комплекс демиурга, творящего миры из слов, а свое творчество он понимает архаически — вроде как построение золотого саркофага и пирамиды самому себе — литературному фараону для постумного полета на пояс Ориона… комичная картина. Ну и бесконечно злобится демиург-фараон, если выходнт-то все вовсе не по-демиургову…»

На смерть Юрия Афанасьева

На смерть Юрия Афанасьева

Афанасьев не был святым. И, честно говоря, мне густо наплевать, был ли он левым, правым, социалистом, коммунистом. В России — и коммунизм и капитализм — одна сатана.

Мне нравился звук его голоса, его сдержанность… деликатность…

Ведь он, историк, говорил о России страшные вещи, за озвучивание которых миллионы ее обитателей готовы убить, растоптать, живьем сжечь…

Сдержанно говорил. Деликатно. И со знанием дела.

Комсомольско-коммунистическое прошлое его конечно не восхищает, а ужасает. Но именно из-за этого прошлого так интересна произошедшая с ним метаморфоза — из советской гусеницы в антисоветскую, антисталинскую, антипутинскую бабочку.

Афанасьев, так же как и Сахаров — примеры того, что «исконно-посконные» русские люди, верные псы Совка и КПСС, могут измениться, осознать глубину падения, увидеть пропасть, заполненную гниющими трупами и ложью России о самой себе. И еще могут — найти в себе силы говорить и писать об этом.