Впрочем, стать бездомным не в поэтическом, а в реальном смысле слова, Гоголь не пожелал. В 1837-м году он получил от царя выхлопотанное Жуковским великодушное вспоможение в 5000 рублей. Позже он получал деньги от короны регулярно, как пенсию, пока не вернулся на родину.

Не в последнюю очередь и для того, чтобы оправдать в своих и чужих глазах эти деньги. Гоголь создал целую идеологию, в которую, по-видимому, сам верил и которую активно проповедовал.

В самой природе моей заключена способность только тогда представлять себе живо мир. когда я удалился от него. Вот почему о России я могу писать только в Риме…. Меня теперь надо беречь и лелеять…. Создание чудное творится и совершается в душе моей… Чище горнего снега и светлей небес должна быть душа моя…

Свою жизнь в Риме Гоголь представлял как служение России.

Поразительно, что в эту галиматью верили не только богатые и влиятельные светские женщины.

С Гоголем случилось то же. что со всеми нами случается, если мы доживаем до известного возраста. В какой-то момент могучий поток времени, органно воя. обгоняет нас. Жизнь уходит вперед, а мы безнадежно плетемся где-то в хвосте…

Отстаем все больше и больше, и все чаще уходим назад, в мир детства, в те времена, когда огненный дракон жизни еще нес нас на горячих плечах и наши розовые щеки обжигало его палящее дыхание…

Дополнительное отставание — от своей бывшей родины — удел любого стареющего эмигранта.

Гоголь покинул Россию молодым человеком. Прожил важнейшие 12 лет за границей и явно проворонил Россию. Она умчалась вперед. Попытался ее догнать, вернулся, прожил перед смертью на родине без малого 4 года, но упущенного так и не наверстал.

Типично для возвращенцев.

Когда я перечитывал вторую часть «Мертвых душ», меня не оставляло неприятное ощущение — казалось, что и сам Чичиков больше автора не интересует. Говорит этот герой все то же, что и в первой части, разбалтывается по-настоящему только в сценах позора у генерал-губернатора и в тюрьме. Но и эти сцены не убеждают — чувствуется, что Гоголь это раскаяние своему герою навязывает… Новые персонажи — Петух, Бетрищев, Тентетников, Хлобуев, Платонов, Улинька, даже Костанжогло — какие-то устаревшие, однобокие типы. Прокисший рассол.

Как ни храпи Петух, как ни болтай Хлобуев — им далеко до Собакевича или Манилова. И они тоже, как и автор, плетутся где-то за пределами существования… Они — литературные недоноски (Хлобуева доносил и выростил Достоевский, Тентетникова — Гончаров).

В то время, пока Гоголь обонял весны в Риме и Неаполе, по русской литературе уже пошли другие люди. Даже персонажи — Героя нашего времени: Печорин, Вера, доктор Вернер, Грушницкий — гораздо более похожи на современных людей, чем архаичный Бетрищев или Лигейя — Уленька.