Но он ещё не знал, за что старая Акулина Тарасовна попала на каторгу, она не успела ему ещё этого рассказать.

* * * *

На обратном пути в Михайловку Зубов был так же молчалив, а Кружилин не тревожил его, понимая, что делать этого нельзя, что в эти минуты продолжается в нём работа, начавшаяся, видимо, давно.

Наконец сам Зубов произнёс:

— Вы не поймёте, Поликарп Матвеевич, что со мной творилось, когда в пересыльном лагере, уже советском, мне во всём поверили и сказали, что я свободен… К тому времени Финляндия вышла из войны, немцам было не до нас, они просто нас бросили. Охрана, эсэсовцы погрузились на машины и уехали. Так случилось — неожиданно и просто. Финны передали нас советским войскам. С каждым из нас, конечно, разбирались довольно долго потом.

— Я представляю. Мне сын рассказывал…

— Что?

— Он тоже был в плену. Всю войну.

— Вы шутите?

— Почему же? Вы сами говорите, что жизнь бездна.

День стоял весёлый, тёплый и несильный ветер качал ветви деревьев и кустарников, молодая листва, перекипая под солнцем, шумела древними, как сама земля, звуками.

— Это хорошо, что вам и моему сыну поверили. Но так, к сожалению, не всегда бывает, — произнёс Кружилин, подумал о чём-то, горько усмехнулся. — Живёт и здравствует, может быть, где-то чекист по фамилии Тищенко. В середине тридцатых меня судьба сводила с ним. И до сих пор, я как вспомню о нём, вздрагиваю. Этот бы вам с моим сыном никогда не поверил… А ведь, в сущности, человеку немного и надо — поверить ему.

— Да, Поликарп Матвеевич! А я рассказал им тоже всё честно. Всё! И кто я такой, и что за свои… художества был приговорён к высшей мере… Дело моё вёл пожилой и усталый какой-то офицер, он спросил меня: «Ну, и зачем вам такая жизнь?» — «Да, говорю, не нужна такая, а другой мне не положено». — «Кем это не положено? — спрашивает офицер. — Кто это чужой жизнью распоряжается?» — «А вот такие, как вы», — отвечаю. «Ну и дурак же ты, братец, — усмехнулся он. — Жизнью своей всегда распоряжается сам человек. Только сам. Истина эта, Зубов, самая простая, проще не бывает. Но, к сожалению, этой-то простейшей истины люди иногда не понимают».

— Простейшей… — повторил, как эхо, Кружилин. — За постижение людьми этой простейшей истины и ведёт свою нелёгкую и гигантскую работу партия коммунистов.

Зубов бросил взгляд на Кружилина, секунду-другую смотрел на него, медленно отвернулся.

Затем долго наблюдал, как проплывают мимо их ходка всё так же искрящиеся солнечной листвой кустарники, слушал глухой перестук колёс по мягкой, затравеневшей дороге.

— Мне ещё предстоит рассказать матери Семёна в подробностях, как мы жили с ним в немецких лагерях. Она это потребовала…