Говорили они по-прежнему мало и лишь о самом необходимом. Да и то так, будто каждый стеснялся друг друга.

Гармонь его действительно стояла в углу на столике, онемевшая со дня гибели Ксении, прикрытая кружевной накидкой. Время от времени Катя снимала накидку, обтирала с гармони пыль.

Однажды, в конце мая, когда колхоз отсеялся, Катя истопила тихомиловскую баню. Сперва выпарились отец, Степан, пропадавшие всю весну в поле, Мишуха. Потом Катя с детьми.

Когда она, после мытья розовая и потная, запустила в избу гуськом детей, отец и Степан ели за столом картошку с мясом, между тарелок стояла наполовину выпитая бутылка.

— Садись, Катерина, с нами, — сказал отец. — А детей потом уложишь.

Все это показалось Кате многозначительным, сердце ее упало, тем более что отец плеснул ей немного водки со словами:

— Выпей, дочка.

Водку она пробовала несколько раз, ничего хорошего в ней не находила, от нее противно лишь кружилась голова. Но сейчас отказываться не стала, проговорила с каким-то вызовом:

— А что думаете? И выпью. А за что?

— Да за тебя, Катя, — просто сказал отец.

— Я за нее, дядь Данила, полный стакан выпью.

И он выпил.

Потом, молча поковыряв в тарелке, Степан подошел к стоящей в углу гармони, снял накидку, провел ладонью по ее лакированной поверхности, но в руки брать медлил.

— Сыграй, Степан, — тихонько попросила Катя.

Степан как стоял спиной, так и продолжал стоять, все гладил и гладил трехрядку. Затем медленно укрыл ее накидкой и медленно, с трудом обернулся.

— Не могу, Катя. Я ж тебе говорил…

Вот так вот. А она-то, дура, ждала невесть чего.

Внутри у Кати все стонало не то от обиды, не то от смертельного оскорбления, лицо полыхнуло огнем. И хорошо, мелькнуло у нее, что после бани она распаренная, и хорошо, что глоток водки выпила, а то бы отец заметил ее состояние, обо всем догадался бы. Господи, да и без этого счас догадается, вот вот слезы ручьем хлынут…

Она опустила голову и, не поднимая ее, полезла из-за стола.

— Давайте… А то детей кормить да укладывать пора. — Она повернулась к отцу и Тихомилову спиной, почувствовав, как потоком льются по щекам горячие слезы.