Сысой увидел их, кинул мужичонке рушник.

— A-а, Ермошка. Живой покуда?

— Твоими молитвами, — усмехнулся Ермолай, поддерживая одной рукой кандальные цепи.

— Да уж седьмой год молю бога, чтоб подох быстрей… А ты все дрыгаешься. — И заорал на одевающихся: — Ну чего шеперитесь! Живей облокайтесь.

Ермолай и Кольцо стали раздеваться. Чтобы никогда не расклепывать кандалы на ногах, одежда у них была особая — штанины были разрезными, их просто обматывали вокруг ног, обвязывали веревьем.

— Не могу я в ум взять — супротив кого ты, Ермашка-букашка, пойтить вздумал? Да ведь Строгановы грамоту царскую получили на вечное владение всеми камскими изобильными местами. И как ни крути, все тутошние людишки холопы теперь ихние.

— Врешь! — вскинулся Иван Кольцо.

— А ты у царя поди спроси, хе-хе, вру я али нет. — Сысой снова стал прихлебывать из кружки. — А где вот краля твоя, Ермоха, Алена-то, это я тоже могу тебе сообщить.

— Ну… сообщи, — Ермак уже разделся догола.

— Счас скажу… только не задохнись… Давно-о уже в турецкий город Азов ее свезли да в невольницы продали.

— Аленку?! — действительно задохнулся Ермолай.

— Да ты не заботься, — насмешливо продолжал Сысой. — Рабой-служанкой она не станет. Поскольку девка красивая, какой-нибудь богатый турок ее в свой гарем купит. Для услаждения, значит.

Несмотря на кандалы, Ермак прыгнул, как тигр, на помост, отшвырнул редкозубого мужичонку, схватил Сысоя за плечи, заколотил о бревенчатую стену.

— Кто продал? Когда? Говори!

— Уб… убери лапы, паршивец!

В ответ Ермолай схватил правой рукой Сысоя за ремень, а левой, держа за плечо, легко оторвал его от пола, поднял над помостом, закричал еще яростнее:

— В лепешку расшибу тебя! Говори!

— Ермошка! Положь меня на место! На место меня положь! — выкрикнул Сысой.

Грохнул в предбаннике хохот. Кинувшиеся на выручку стражники еле оторвали Ермака от Сысоя, отшвырнули прочь. Кольцо сумел подхватить его, иначе бы он разбился о стену.

— Ну, Ермак, в могилу бряк… Больше я тебя из шахты ни разу не подыму! — прохрипел Сысой.