Чай обжигал, и Егорка, помня о том, что на людях прихлёбывать нельзя (а желательно этого не делать вообще, но так уж и быть, говорила мама, потерпим лет до шести), долго и сосредоточенно дул в чашку перед тем, как отпить первый раз. Взрослые смотрели на него с умилением (к чему Егорка уже привык и не обращал внимания) и жевали пышки молча. Да и как-то не по себе было бы растягивать удовольствие разговорами, когда вон очередь за окном стоит и, хотя никто на них не смотрит, но, наверняка же, в душе осуждают за медлительность и слабое человеколюбие: хоть за окном и Ленинград, но не до такой же степени.

– Предлагаю на брудершафт, пока есть чем и перейти на «ты», – протянул Слава маме свой почти пустой стакан кофе.

– Хм, – ответила мама, – не больно то вы высокого мнения о ленинградских женщинах, раз думаете, что они с первыми встречными незнакомцами на брудершафты выпивают в пышечных.

– Мама, – поднял руку с пышкой Егорка, потом дожевал и продолжил, – ну какой же он незнакомец? Он же Слава-моряк, который показал мне парад!

– Действительно! – с готовностью поддержал Слава. – Какой же я, после того, что у нас с вами было, незнакомец?

– Вечно вы, мужчины, заодно, ты посмотри! – мама шутливо погрозила Егорке пальцем. – Давайте тогда без брудершафтов, а то неудобно – люди смотрят.

– Маша? – как бы попробовал её имя Слава.

– Слава! – утвердила договор Маша.

После пышечной на улице стало намного уютнее и Егорка захотел ещё погулять.

– А никто не будет волноваться, что вас долго нет?

– Нет, – махнул Егорка, – мы одни живём вдвоём, и только мама у нас дома и волнуется!

– Эх, – сдвинул шапку на затылок Слава, – а ведь была мысль в ресторан вас завести, но, думаю, а вдруг – муж есть и будет некрасиво?

– Нет у нас мужа, – ответил Егорка, а Маша покраснела и засмущалась.

– Ну обязательно, что ли, муж? А, может, у меня жених есть?

– Странно… – хмыкнул Слава.

– Что странно?

– Что мы уж больше часа, как знакомы, а ты до сих пор говоришь «есть» вместо «был», когда дело жениха касается.

Маша даже остановилась:

– Ничего себе, моряки-то прыткие какие!