– О, разумеется, таких совсем немного – по сравнению с теми, кто остался. Но это знак. Если бы я решала, начнутся действия или нет, на этот фактор я обратила бы особое внимание.

– Но, Сид, милая, это же потому, что ты… – она подыскивала наилучший способ выразить это, – потому что ты…

– Потому что я наполовину еврейка? – договорила за нее Сид. – Ты, вероятно, права. Возможно, мой разум тут ни при чем, и это просто страх.

– Вот теперь я тебя не понимаю.

– Ничего, это неважно. – Она вдруг пожалела, что завела этот разговор: он выглядел тревожным и рискованным, а она никак не могла позволить себе потерять человека, которого так любила.

Но Рейчел подалась вперед и взяла ее за руку.

– Сид! Я не понимаю, но я слушаю. Я хочу знать, что ты… чувствуешь.

Ладно, подумала Сид, была не была. Она сделала глубокий вдох.

– Немцы пережили войну так же тяжело, как и мы. Но после войны они были слабыми, униженными, лишенными возможности защищаться и укреплять экономику, что привело к взрыву инфляции. И тут появляется тот, кто заявляет, что способен вернуть им чувство национальной гордости и собственного достоинства. Он лидер, маниакально одержимый властью, как большинство лидеров, и он приступает к строительству авторитарного государства. Он перевооружает немцев, дает им работу, все удается ему так, как он и задумал, и он начинает мыслить шире о том, что еще можно было бы предпринять. Он уже не просто вдохновенный лидер – он обретает всю полноту власти и сохранить ее может единственным способом – завоеваниями, чтобы принести стране добычу: Судеты, Австрию. Но тиранам обычно требуется еще одно, чтобы сплотить вокруг себя подданных, – враг, чтобы сообща бороться против него. А среди населения любой страны найдется подходящее меньшинство, отличающееся национальной или религиозной принадлежностью: славяне, католики – словом, ты меня поняла. На этот раз, думаю, им оказались евреи – можно сказать, это выстрел, способный убить сразу двух зайцев. И климат для этого как раз подходящий.

– Как раз подходящий? Что ты имеешь в виду? Откуда ты знаешь, как немцы относятся к евреям?

– Я не знаю. Но вижу, как относятся к ним здесь, в демократической стране, у руля которой не стоит одержимый властью маньяк. Здесь преобладает антисемитизм. Он принимает форму шуток, снисходительности, изоляции и исключений из правил: «Обычно я недолюбливаю евреев, но ты – исключение». Вот из чего состоит предубежденность. О, да, а когда мы замечаем ее и обижаемся, нас обвиняют в мании преследования. Мы – идеальные козлы отпущения, – она заметила, что начала говорить «мы», и почувствовала себя увереннее.