Светлый фон

— Еще раз повторяю, — внушительно басил приземистый плотный милиционер, с окладистой рыжеватой бородой-лопатой. — Разрешается провоз съестного не больше трех фунтов на человека. Все, что сверх трех фунтов, подлежит немедленному изъятию. Распоряжение продовольственной управы. Грамотные? Читайте!

На тележке между тем уже выросла целая гора пакетов и свертков. На вершине ее соблазнительно поблескивало колечко колбасы.

В эту минуту к одному из красногвардейцев, помогавших милиционерам, пробилась худенькая, рано увядшая женщина с мешком, перетянутым надвое и перекинутым через плечо.

— Как же мне быть? — умоляюще глядя на человека с ружьем большими детски-доверчивыми глазами, спросила она. — У меня два пуда муки...

— Не слыхала, что ли? Приказ! — отрубил он. И, опустив глаза, принялся сосредоточенно расправлять красную повязку на замасленном рукаве своего старого «семисезонного» пальто.

— Я из Питера ведь, — заторопилась женщина, обеими руками обняв мешок. — Специально за тем и ехала: говорили, в Пензенской губернии хлеб дешевый. Шуба от мужа осталась — хорошая шуба! Муж у меня убитый, еще в позапрошлом году, под Перемышлем. А детей — трое.

— Все вы так: «муж убит, дети», — проворчал, подойдя к ним, бородатый милиционер.

— Да нет же! Не обманываю вас... Честное слово! — уже сквозь слезы умоляла женщина. — Не спекулянтка я! Двенадцать верст пешком шла! По степи!.. По снегу. Ничего же у нас в Питере не достать! Дети голодают!

— И здесь так же будет — допусти вас только! — Милиционер повернулся к Цюрупе, ища у него поддержки. — Все повывезут! Дай только волю! — И мешок с плеча женщины в один мах перелетел на тележку.

Александру Дмитриевичу показалось, что все это видится ему во сне, и первым его побуждением было — протереть глаза. Но нет, это был не сон: вокруг стояли вполне реальные, живые люди, с давно не бритыми лицами, пар от их дыхания клубился в воздухе, до их шершавых шинелей можно было дотронуться.

— Позвольте! — опомнившись, взволнованно обратился он к милиционеру. — Я работаю в продовольственной управе!.. О каком распоряжении вы толкуете?!

— Некогда мне всякому объяснять! Сами должны понимать! — отстранил его милиционер.

— Нет такого закона! — гневно воскликнул Александр Дмитриевич.

— У вас нету, а у нас есть.

— Как же я в Питер без хлеба вернусь? Не могу ведь я без хлеба... — стонала между тем женщина, ухватив за рукав шинели бородача. — Не могу! Не могу-у-у...

— Да что же это такое?! Сил нет смотреть!.. — взорвался Цюрупа. — Отдайте ей мешок! Сейчас же! Слышите?

— Проходите, гражданин-товарищ! Проходите! Не ввязывайтесь! — миролюбиво басил бородач.