— У тебя все в порядке? Он к тебе не приставал?

— Нет. Все хорошо, — шепчет она, глядя в тарелку.

— Нет, не все. В чем дело? Что он еще натворил?

— Ничего, — шипит она. — Потише, пожалуйста.

Я выпрямляюсь и, проявляя все возможное самообладание, расстилаю на коленях салфетку. Взяв вилку и нож, аккуратно режу свиную отбивную.

— Марлена, умоляю, скажи, что у тебя стряслось, — тихо прошу я, стараясь придать своему лицу такое выражение, как если бы разговор шел о погоде. Постепенно окружающие вновь принимаются за свой обед.

— Похоже, задержка, — говорит она.

— Что, прости?

— Задержка.

— Какая такая задержка?

Она поднимает взгляд и густо краснеет.

— Кажется, у меня будет ребенок.

Когда за мной приходит Граф, я даже не удивляюсь. Сегодня явно не мой день.

Дядюшка Эл сидит в кресле с кислой миной. Бренди сегодня нет. Он грызет сигару и беспрестанно тычет тростью в ковер.

— Уже почти три недели минуло, Якоб.

— Знаю, — отвечаю я. Голос у меня дрожит — никак не приду в себя после Марлениной новости.

— Я в тебе разочарован. Думал, мы друг друга понимаем.

— Еще как понимаем, — беспокойно продолжаю я. — Послушайте, я делаю все, что в моих силах, но Август только мешает. Да она бы уже сто лет назад вернулась, если бы только он оставил ее ненадолго в покое.

— Я сделал все, что мог, — отвечает Дядюшка Эл, вытаскивая сигару изо рта. Осмотрев ее, он снимает с языка кусочек табака и швыряет в стену, да так, что тот прилипает.

— Ну, этого недостаточно, — гну свою линию я. — Он ее преследует. Кричит на нее. Вопит у нее под окнами. Она его боится. Хорошо, конечно, что Граф не оставляет его без внимания и оттаскивает всякий раз, когда он выходит из-под контроля, но этого недостаточно. Вот скажите, вы бы на ее месте к нему вернулись?