— Ну а если с кем сладу нет — тогда как? Что тогда делают?
— Выгоняют из лагеря.
— А таких много?
— Да нет, — сказал Том. — Мы прожили там месяц, и всего один случай был.
Глаза у Кэйси заблестели. Он повернулся к остальным.
— Слышали? Что я говорил? Полисмены не столько пресекают беспорядки, сколько сами их разводят. Слушай, Том. Ты попробуй поговори с людьми, пусть они тоже бастуют. Дня через два самое время. Ведь персики поспели. Объясни им все.
— Не пойдут, — сказал Том. — Пять центов, а на остальное им плевать.
— Да ведь пять центов платят только штрейкбрехерам.
— Этого им не вдолбишь. Пять центов. Вот что для них самое главное.
— А ты все-таки попробуй.
— Отец не пойдет, я знаю. Отмахнется — не его дело.
— Да, — сокрушенно проговорил Кэйси. — Пожалуй, верно. Ему сначала надо на собственной шкуре все это испытать.
— Мы наголодались, — сказал Том. — А сегодня было мясо на ужин. Думаешь, отец откажется от мяса ради других? Розе надо пить молоко. Думаешь, мать заморит ее ребенка только потому, что за воротами какие-то люди глотку дерут?
Кэйси грустно сказал:
— Хотел бы я, чтобы они это поняли. Поняли бы, что мясной обед только так и можно себе обеспечить… А, да что там! Устал я. Иной раз чувствуешь: устал, нет больше сил. Помню, был у нас в камере один человек. Его засадили при мне за то, что хотел организовать союз. В одном месте удалось. А потом налетели «бдительные». И знаешь, что было? Те самые люди, которым он хотел помочь, отступились от него — начисто. Боялись с ним рядом показаться: «Уходи отсюда. С тобой опасно». Он обижался, горевал, а потом ничего, обошлось. «Не так уж это плохо, говорит, когда знаешь, как бывало в прежние времена. После французской революции всем вожакам головы поснимали. Но ведь мы не для собственного удовольствия это делаем, а потому, что не можем иначе. У нас это сидит в самом нутре. Вот, например, Вашингтон. Боролся за революцию, а потом вся сволочь на него ополчилась. И с Линкольном то же самое — его смерти тоже добивались».
— Да, тут удовольствием и не пахнет, — сказал Том.
— Какое там! Он еще говорил: «Мы делаем все, что можем. А самое главное — это чтобы все время хоть не намного, а шагать вперед. Там, может, и назад попятишься, а все-таки не на полный шаг. Это можно доказать, говорит, и этим все оправдывается. Значит, даром ничего не было сделано, хоть, может, так и покажется на первый взгляд».
— А ты все такой же, — сказал Том. — Все разглагольствуешь. Вот возьми моего братца Эла. Он только и знает, что бегать за девчонками. Больше ему ничего не надо. Дня через два и тут какую-нибудь найдет. Весь день об этом думает, всю ночь этим занимается. Плевал он на всякие там шаги — вперед, назад, в сторону.