— Надо, пожалуй, взять свиных отбивных. Почем они?

— Тридцать центов фунт, мэм.

— Дайте три фунта. И еще супового мяса — получше кусочек. Завтра моя дочка сварит суп. И еще бутылку молока для нее. Она прямо жить без него не может. Ждет ребенка. Ей велели побольше молока пить. Сейчас подумаю… картошка у нас есть.

К прилавку подошел отец с банкой сиропа в руках.

— Возьмем? — спросил он. — Оладьи испечешь.

Мать нахмурилась.

— Ну ладно… бери. Вот еще это посчитайте. Так… лярда у нас хватит.

Подбежала Руфь, с двумя большими пачками печенья — глаза смотрят тоскливо, и матери достаточно кивнуть или помотать головой, чтобы эта тоска выросла в трагедию или сменилась восторгом.

— Ма… — Она подняла обе пачки, поворачивая их из стороны в сторону, — вот, мол, какие красивые.

— Положи на место…

Взгляд у Руфи стал трагический. Отец сказал:

— Да они всего по пяти центов. Ребятишки сегодня хорошо поработали.

— Ну… — Глаза у Руфи начали разгораться. — Ладно.

Руфь кинулась к выходу. На полпути она поймала Уинфилда и увлекла его за собой.

Дядя Джон пощупал парусиновые перчатки с нашивками из желтой кожи на ладонях, примерил их, снял и положил на место. Потом мало-помалу передвинулся к тому прилавку, где стояло спиртное, и погрузился в изучение ярлыков на бутылках. Мать заметила это.

— Па, — сказала она и мотнула головой в ту сторону.

Отец не спеша подошел к нему.

— Что, Джон, потянуло?

— Нет.

— Потерпи до конца сбора, — сказал отец. — Тогда так напьешься, что чертям тошно станет.