— Ты не совсем справедлива, — сказала я. — Папа умер в результате несчастного стечения обстоятельств. — Мне стало стыдно: казалось, это произнес Ричард.
— Может, и не справедлива, но это правда. По сути правда, — возразила Лора. — В любом случае, я хотела работать.
— Но зачем?
— Показать, что мы… что я могу. Что я… что мы можем обойтись без… — Отвернувшись, Лора покусывала палец.
— Без чего?
— Ты понимаешь, — сказала Лора. — Без всего этого. — Она махнула рукой в сторону туалетного столика с оборочками и штор в цветочек. — Первым делом я пошла к монахиням. В Звезду Морей.
О Боже, подумала я. Только не монахини снова. Я думала, с монахинями уже покончено.
— И что? — спросила я любезно и не слишком заинтересованно.
— Ничего не вышло, — ответила Лора. — Они были со мной очень милы, но отказали. Не только потому, что я не католичка. Они сказали, у меня нет истинного призвания, я просто уклоняюсь от своего долга. Сказали, что, если я хочу служить Богу, то должна делать это в той жизни, к которой он меня призвал. — Она помолчала. — В какой жизни? У меня нет никакой жизни!
Она заплакала, и я обняла её от времени покосившимся жестом из детства.
— Как нам отсюда выбраться? — рыдала она. — Пока ещё не поздно?
У неё, в отличие от меня, хватило ума почувствовать опасность. Но мне казалось, что это обычная подростковая истерика.
— Поздно для чего? — спросила я тихо. Зачем паниковать? Глубокий вздох — и все; глубокий вздох, спокойствие, оценка ситуации.
Я думала, что справлюсь с Ричардом, с Уинифред. Буду жить мышкой в тигрином логове, красться по стенкам, помалкивать, не поднимать глаз. Нет, я слишком много на себя брала. Не видела опасности. Я даже не знала, что они тигры. Хуже того: я не знала, что сама могу стать тигрицей. И Лора тоже — в определенных обстоятельствах. Каждый может, если уж на то пошло.
— Подумай о хорошем, — сказала я как можно мягче. Похлопала её по спине. — Сейчас принесу теплого молока, а потом ты хорошенько выспишься. Завтра будет лучше.
Но она все плакала и плакала, и ничто не могло её утешить.