VIII

Слепой убийца: Плотоядные истории

Он снова переехал — разницы никакой. То место у железнодорожного узла она ненавидела. Не любила туда ездить — к тому же слишком далеко, и уж очень холодно; добравшись туда, она всякий раз стучала зубами от холода. Ненавидела узкую, безрадостную комнату, вонь старых окурков, которая не выветривалась, потому что нельзя открыть заклеенное окно, убогий душ в углу и женщину, которая часто попадалась на лестнице; женщину, походившую на угнетенную крестьянку из банального старого романа: только вязанки хвороста на спине не хватает. Женщина смотрела угрюмо и надменно, словно в деталях представляла, что творится у него в комнате, едва закроется дверь. В этом взгляде была зависть, да ещё злоба.

Слава Богу, с этим покончено.

Снег уже растаял, только кое-где в тени ещё лежат серые кляксы. Солнце припекает, пахнет сырой землей, оживающими корнями и разбухшими блеклыми клочками прошлогодних газет, в которых ни строки не разобрать. В лучших городских районах уже проклюнулись нарциссы, в палисадниках, где не бывает тени, распустились тюльпаны — красные и рыжие. Многообещающее начало, как пишут в колонке садовода; хотя и сейчас, в конце апреля, однажды пошел снег — крупный, пушистый и мокрый, странная метель.

Она спрятала волосы под платок, надела темно-синее пальто — самое мрачное в её гардеробе. Он сказал, так лучше. Здесь по углам пахнет котами, блевотиной и куриным пометом. На мостовой — навоз, оставшийся после рейда конной полиции; полицейские ищут агитаторов, а не воров — здесь притоны «красных» иностранцев, что затаились крысами на сеновале, плетут извращенные хитроумные интриги; человек по шесть в одной постели, разумеется, и все жены общие. Говорят, где-то поблизости в этом районе живет высланная из Штатов Эмма Голдман[97].

На тротуаре кровь. Рядом мужчина с ведром и щеткой. Он брезгливо обходит розовую лужицу. Здесь живут кошерные мясники, портные, меховщики-оптовики. И потогонные конторы, конечно. Шеренги иммигранток склонились над станками, пух забивает им лёгкие.

На тебе одежда с чужого плеча, как-то сказал он. Да, легкомысленно ответила она, но на мне она лучше смотрится. А затем прибавила уже сердито: ну и что мне сделать! Что мне сделать? Ты что, думаешь у меня есть какая-то власть?

Она заходит в лавку зеленщика, покупает три яблока. Так себе яблоки, прошлогодние, кожура слегка сморщилась, но она чувствует, что должна принести что-то в знак примирения. Продавщица забирает одно яблоко, показывает гнильцу на боку, кладет яблоко получше. Все это молча. Понимающие кивки и щербатая улыбка.