Только когда был выкурен последний лист турецкого табака и из трубки выбит серый пепел о каминную решетку, прочь улетела очаровательная греза в ту великую сокровищницу, где видения, коих никогда не бывает в жизни, надежно заперты и охраняются суровым чародеем, который лишь время от времени поворачивает ключ и приоткрывает дверцу в свою кладовую к недолгому восторгу человечества. Но мечта улетела, и суровое бремя мрачной реальности вновь легло на плечи Роберта. «Что нужно от меня этому Марксу? — подумал адвокат. — Возможно, он боится умереть, пока не признается в чем-то. Он хочет сказать то, что я уже знаю, — историю преступления госпожи. Я уверен, что он знал о тайне. Я убедился в этом уже в тот вечер, когда впервые увидел его. Он знал о тайне и наживался на этом».

Роберту Одли очень не хотелось возвращаться в Эссекс. Как он встретится с Кларой Толбойс теперь, когда знает о тайне судьбы ее брата? Сколько лжи он должен ей наговорить или как увиливать, чтобы скрыть от нее правду! И все же будет ли правильно рассказать ей ту ужасную историю, что должна бросить мрачную тень на ее юность и убить всякую надежду, какую она еще втайне лелеяла? Он знал по собственному опыту, как можно надеяться вопреки всему, надеяться бессознательно; и мысль о том, что ее сердечко должно быть так же разбито знанием правды, как и его собственное, была для него непереносима. «Пусть лучше она понапрасну надеется до самого конца, — думал он. — Пусть лучше живет в поисках какого-нибудь ключа к тайне ее пропавшего брата, чем я сам дам ей в руки этот ключ и скажу: „Наши худшие опасения подтвердились. Брат, которого ты так любила, был подло убит в пору своей многообещающей молодости“».

Но Клара Толбойс писала ему, умоляя как можно скорее возвратиться в Эссекс. Разве мог он отказать ей в просьбе, как бы болезненно ни было это для него? К тому же человек, возможно, умирает и умоляет его приехать. Не будет ли жестоко отказаться ехать, без необходимости оттягивая время? Он посмотрел на часы. Без пяти минут девять. После ипсвичского почтового, отправлявшегося из Лондона в половине девятого, поездов до Одли больше не было; но из Шередита был поезд, отбывающий в одиннадцать и делающий остановку в Брентвуде между двенадцатью и часом ночи. Роберт решил ехать этим поездом и дойти пешком из Брентвуда до Одли, около шести миль.

У него оставалось еще много времени, и он сидел, мрачно размышляя у огня и удивляясь тем странным событиям, что заполнили его жизнь за последние полтора года, вставшим словно сердитые тени между его ленивыми привычками и им самим.