Оставшись в спальне вдвоем, Роб и Мэри обнялись, потом она попросила воды и крестила младенца Томасом Скоттом Колем.

Роб взял его на руки и внимательно осмотрел: немного поменьше, чем старший брат, но вовсе не недомерок. Энергичный красненький человечек, маленький мужчина с округлыми карими глазами и хохолком темных волос, в которых уже пробивался намек на рыжие волосы матери. Роб решил, что глазами, формой головы, большим ртом и длинными тонкими пальчиками новорожденный очень напоминает его собственных братьев, Вильяма Стюарта и Джонатана Картера – те, когда только родились, были точно такими же. «Отличить младенца Коля от всех прочих всегда легко», – заявил он Мэри.

68. Диагноз

68. Диагноз

Касим уже два месяца занимался покойниками, когда боли в низу живота возобновились.

– На что похожа боль? – спрашивал у него Роб.

– Сильная она, хаким.

Видно было, однако, что не такая сильная, как в первый раз.

– Но боль тупая или режущая?

– Она такая, будто внутри меня поселился джинн и когтями раздирает мне внутренности, сминает их и рвет на части. – Бывший погонщик весьма успешно запугивал самого себя. Он умоляюще смотрел на Роба, ожидая, что хаким разуверит его в этих страхах.

Жара у него не было – а когда он впервые пришел в маристан, жар был, – да и живот не сделался твердым. Роб наказал часто поить его вином, настоянным на меду, к которому Касим был неравнодушен – он любил выпить, а нынешние строгости, введенные муллами, подвергали его тяжкому испытанию.

Касим провел таким образом несколько недель с большим удовольствием: постоянно слегка пьяный, он бродил по всей больнице, обмениваясь с больными разными мнениями и жизненными наблюдениями. Да ведь и было о чем посплетничать! У всех на устах была свежая новость: имам Кандраси покинул Исфаган, несмотря на одержанную им очевидную политическую и моральную победу над шахом.

Поговаривали, что Кандраси бежал к туркам-сельджукам, а вернется лишь вместе с их войском, которое осадит город. Он хочет сместить Ала-шаха и заменить его на персидском троне строгим ревнителем веры – уж не своей ли персоной? Ну, а пока жизнь текла, как обычно, и мрачные муллы все так же, попарно, расхаживали по улицам города: хитрый старый имам оставил правоверных Исфагана на попечение своего верного ученика Мусы ибн Аббаса.

Шах не показывал носа из Райского дворца, словно прятался там от всех. Приемов он больше не проводил. Роба не звал к себе с того дня, когда казнили Карима. Не было приглашений ни на царские развлечения, ни на охоту или игры, ни вообще приглашений ко двору. Если в Райском дворце требовался лекарь, то вместо захандрившего Ибн Сины вызывали аль-Джузджани или кого-нибудь еще, но только не Роба.