Робу подумалось, что эта речь, начисто лишенная и намека на любовь, звучит странно для встречи братьев после долгой разлуки: сухое перечисление занимаемых должностей, а за ним – скрытые надежды и честолюбивые ожидания.

– Великая ответственность ожидает тебя, – сдержанно заметил Роб.

– А это один Бог ведает, – пожал плечами Паулин.

– Во всяком случае, – сказал Роб, – мне осталось найти всего одиннадцать свидетелей. А может быть, епископ согласится засчитать свидетельство моего брата за несколько других.

Паулин не улыбнулся:

– Когда я увидел твое имя в жалобе, то навел справки. Купец Босток, если его к тому поощрить, сможет сообщить суду интереснейшие детали. А вдруг тебя спросят, не прикидывался ли ты евреем ради того, чтобы посещать языческую академию вопреки запрету церкви?

К ним подошла подавальщица, но Роб махнул рукой, и она ушла прочь.

– Тогда я бы ответил, что Бог в неизреченной мудрости своей позволил мне стать врачевателем, ибо не для того он сотворил мужчин и женщин, чтобы они лишь страдали и умирали.

– У Бога есть целое воинство помазанных слуг, которые истолковывают Его волю – что определил Он для тела человека и для его души. Ни цирюльники-хирурги, ни лекари, обучавшиеся у язычников, такого помазания не получили, а мы ввели церковные законы, дабы остановить таких, как ты.

– Вы затруднили нам путь. Временами замедляете наше продвижение. Но думаю, Виль, что остановить нас вам не удалось.

– Ты уедешь из Лондона.

– А ты этим так озабочен из чувства братской любви или же потому, что негоже будущему викарию Вустерской епархии иметь брата, отлученного от церкви и казненного по обвинению в язычестве?

Шли минуты, оба брата молчали.

– Я искал тебя всю жизнь. Я всегда мечтал отыскать детей, – с горечью сказал Роб.

– Мы давно уже не дети. А мечты и действительность – далеко не одно и то же, – ответил Паулин.

Роб кивнул и оттолкнул свой табурет.

– Ты что-нибудь знаешь об остальных?

– Только о девочке.

– Где же она?

– Умерла уже тому шесть лет.