Светлый фон

Мы заходим в палатку, которая раскинута в самом углу поля. Я сижу на сцене, которая покрыта синим ковром, болтаю ногами.

Из микрофонов доносится шум, голоса. «Слышно, слышно меня?»

Монро с дедушкой возятся с микрофонами, настраивают их. Слышно, как они посмеиваются. Они похожи на двух проказничающих школьников, пока дедушкин смех не переходит в кашель, а затем в хрип.

Я смотрю в пустой зал. Скоро все стулья заполнятся. Дедушка будет произносить проповедь, но все будут ерзать, скучать и ждать главного аттракциона. Главный аттракцион – это я. Сейчас они придут. Притащат свои больные ноги и руки. Своих больных детей. Свои больные кости и незаживающие ожоги. Свои болезни, с которыми они не могут обратиться к врачу, потому что у них нет страховки. Я уже слышу, как они шумят, галдят, требуют начинать, и от их натиска мне хочется лечь прямо тут, на сцене, и уснуть.

49

49

ПЯТЬ ЛЕТ ДВЕСТИ ОДИН ДЕНЬ

ПЯТЬ ЛЕТ ДВЕСТИ ОДИН ДЕНЬ

Дом сегодня переполошился. Все ходит ходуном. Не знаю почему, но ни я, ни он никак не можем успокоиться. Дерево под ветром стучит в окно. Половицы скрипят и стонут, и даже стены как будто вздыхают.

Вдобавок ко всему в холле звонит телефон. Тенорок телефонного звонка сегодня звучит не так, как обычно: резко, настойчиво, и я бегу вниз по лестнице, чтобы взять трубку. Наверное, где-то открылось окно, пальто на вешалке под лестницей безостановочно танцуют, словно их надели духи-невидимки, желтые страницы телефонной книги открываются и закрываются, и я начинаю опасаться, как бы трезвонящий телефон не свалился со столика.

Я думаю – может, это Грэм. Я ведь действительно позвонила ему на следующий день после прогулки с Джеком. Мы не стали любовниками, но примерно раз в месяц мы встречаемся и гуляем или обедаем вместе. Он напоминает мне, как однажды ради меня выкурил сигарету. Но вряд ли это он: сейчас день, он учит своих оболтусов в большом светлом классе.

Подняв трубку, я понимаю, что успела в последний момент, на том конце уже собирались дать отбой. Связь у нас ужасная, на линии всегда шум и треск.

– Бет?

– Да, слушаю.

Хрипы в трубке, потом я слышу:

– Это Мария. Бет, мне нужно к вам приехать и кое-что сообщить. У меня тут… – Опять хрипение, которое заглушает слова Марии, я трясу трубку, как будто пытаюсь вытряхнуть из нее помехи на пол.

– Что-что? – кричу я в трубку. – Что вы сказали?

Треск, щелчок, гудок. Связь прервалась.

– Нет! – Мой голос эхом отдается на лестнице.

Я кладу трубку, после этого телефон звонит еще дважды. Но слышимость становится еще хуже, как будто в телефоне поселились злобные электрические призраки, и все, что я слышу, – их насмешливое хихиканье.