Пока Барнаски разглагольствовал, я вдруг услышал позади сирену: за мой гналась полицейская машина без опознавательных знаков. Я дал отбой и затормозил на обочине: наверно, меня остановили за то, что я говорил по мобильнику за рулем. Но из машины вышел сержант Гэхаловуд. Он подошел к моему окну и произнес:

— Только не говорите, что возвращаетесь в Нью-Йорк, писатель.

— Почему вы так решили?

— Вы двигались в этом направлении, скажем так.

— Я не думал, куда ехал.

— Гм. Инстинкт самосохранения?

— Точнее не скажешь. Как вы меня нашли?

— Если вы заметили, ваше имя написано красной краской на капоте. Сейчас не время возвращаться домой, писатель.

— Дом Гарри сгорел.

— Знаю. Потому я и здесь. Вы не можете вернуться в Нью-Йорк.

— Почему?

— Потому что вы храбрый парень, писатель. Сколько работаю, редко когда вижу такое упорство.

— Они разворовали мою книгу.

— Да вы же ее еще не написали, книгу-то! Ваша судьба в ваших руках. Вы еще все можете сделать! У вас талант, вы творец — так садитесь за работу и напишите шедевр! Вы боец, писатель. Вы боец, и вы должны написать книгу. Вам есть что сказать, и много! А к тому же, позволю себе заметить, меня вы тоже утопили в дерьме по уши. Прокурор на скамье подсудимых, а с ним и я. Это же я ему сказал, что надо побыстрее арестовать Гарри. Думал, что неожиданный арест спустя тридцать три года собьет с него спесь. И лоханулся, как новичок. А потом явились вы, со своими лакированными штиблетами ценой в мою месячную зарплату. Я не собираюсь тут устраивать вам любовную сцену на обочине, но… Не уезжайте. Надо дожать это рассле дование.

— Мне негде спать. Дом сгорел…

— Вы, кажется, только что положили в карман миллион долларов. Так в газете написано. Так снимите себе номер в какой-нибудь гостинице в Конкорде. Завтракать я буду за ваш счет. Есть хочу до смерти. В путь, писатель. Нас ждут великие дела.

* * *

За всю следующую неделю я ни разу не появлялся в Авроре. Снял одноместный номер в отеле «Риджентс» в центре Конкорда и целыми днями занимался расследованием и своей книгой. О том, как дела у Гарри, я узнал только через Рота: тот сообщил мне, что он живет в восьмом номере мотеля «Морской берег». По словам Рота, Гарри больше не желал меня видеть, потому что я вывалял в грязи имя Нолы.

— А вообще-то, с чего вы вздумали трезвонить во всех газетах, что Нола была мелкая потаскушка-неудачница?

Я попытался защищаться: