— …с медсестрой в школе, миссис Сэндерс. Но Нола сказала, что больше не хочет говорить на эту тему.

— А что произошло в Алабаме? — спросил я.

— Понятия не имею. Так никогда и не узнала. Нола мне не сказала.

— Это как-то связано с их отъездом?

— Не знаю. Мне бы очень хотелось вам помочь, но я правда не знаю.

— Это я виноват, мисс Хаттауэй, — произнес я. — Перескочил на Алабаму…

— Значит, если ее били, это был отец? — спросил Гэхаловуд.

Нэнси на секунду задумалась, как будто немного растерялась. Потом наконец ответила:

— Да. Или нет. Даже не знаю. Синяки у нее были. Когда я ее спрашивала, в чем дело, она говорила, что дома ее наказывают.

— За что наказывают?

— Она больше ничего не говорила. Но и не говорила, что это отец ее бьет. По сути, никто ничего не знает. Моя мать тоже однажды видела следы побоев, на пляже. И еще эта музыка оглушительная, которую он регулярно включал. Люди подозревали, что отец Келлерган лупит дочь, но никто не осмеливался ничего сказать. Все-таки он был наш пастор.

Выйдя из магазина после разговора с Нэнси Хаттауэй, мы с Гэхаловудом долго сидели на ближайшей лавочке и молчали. Я был в отчаянии.

— Долбаное недоразумение! — в конце концов воскликнул я. — Все из-за какого-то долбаного недоразумения! Ну как я мог так опростоволоситься?

Гэхаловуд попытался меня подбодрить:

— Спокойствие, писатель, не судите себя строго. Мы все оплошали. Слишком увлеклись расследованием и не заметили очевидного. Все мы задним умом крепки, с кем не бывает.

В эту минуту у него зазвонил телефон. Он ответил. Перезванивали из Главного управления полиции штата.

— Они выяснили, как звали того типа из мотеля, — шепнул он, слушая сообщение диспетчера.

На его лице вдруг отразилось изумление. Он отодвинул от уха телефон и сказал:

— Это был Дэвид Келлерган.