Алиенора все еще переживала из-за несправедливости Генри по отношению к ней, когда из Франции в Винчестер приехал гонец, и ее вызвали в покои короля. Там она увидела Генри – с посеревшим лицом он сидел ссутулившись на своем кресле, на полу в луже вина лежал кубок, выпавший из его руки.

Закрыв дверь перед Берневалем и его стражниками, чтобы остаться с глазу на глаз с мужем, Алиенора в тревоге опустилась перед ним на колени.

– Генри! Что случилось? Война? Жоффруа заключил союз с Филипом против тебя?

Король посмотрел на нее отрешенным взглядом. Глаза его налились кровью, в последнее время он много пил. Она поняла, что и сейчас он сильно пьян.

– Хуже. Не знаю, как тебе сказать, – пробормотал Генри, глотая звуки. – Жоффруа умер – погиб на турнире в Париже.

– О боже! – воскликнула Алиенора. – Нет!

По морщинистой щеке Генри скатилась слеза. Он подался вперед и неуверенно положил руку жене на плечо – утешительный жест. Она в горе почти не обратила на него внимания.

– Что случилось? Скажи мне. Я должна знать! – прорыдала она, не в силах поверить, что Бог проявил такую жестокость: забрал к Себе еще одного ее ребенка.

Жоффруа, как и Молодому Королю, было двадцать восемь. Но в тот раз, три года назад, она хотя бы получила божественное предупреждение о несчастье с Молодым Генрихом. Теперь же все произошло внезапно, Алиенора не была подготовлена, ей не было видения, предвещающего благодать, которая ожидает ее драгоценного сына. Эта смерть, напротив, подкосила ее своей неожиданностью.

– У него была лихорадка, – начал рассказывать Генрих; говорил он медленно и неровно, потому что и его оглушил этот удар, к тому же вино одурманило его. – Но он все равно настоял на том, чтобы участвовать в этом проклятом турнире. Его выбили из седла при столкновении и… – Он не мог продолжать.

Алиенора представила себе эту сцену во всем ее ужасе: место турнира, выжженное безжалостным солнцем, трибуны до отказа заполнены зрителями, раздается убийственный лязг мечей, яростная схватка, кто-то наступает, кто-то отступает, рыцари сошлись в ожесточенном бое, ржание лошадей, крики раненых… и ее сын Жоффруа лежит на земле, залитой его кровью, тело переломано, искалечено…

Сердце Алиеноры разрывалось на части, она застонала от горя, принялась раскачиваться взад-вперед. Генри, который теперь не сдерживал слез, притянул ее к себе в неловком объятии, и в этой неистовой буре скорби они нашли хоть какое-то утешение друг в друге.

Наконец Генри смущенно отстранился от Алиеноры – он словно скомпрометировал себя, поддавшись чувствам или выдав свою потребность в ней. Хрупкое перемирие между ними оказалось под угрозой. Оно не допускало признания уз, которые вроде бы давно разорваны. Но Алиенора не думала об этом. Она была слишком убита горем, чтобы печься о муже. Он утешил ее в миг отчаяния? Что ж, она приписывает это его доброте. Ему нет нужды беспокоиться.