Говоря формально, Чарли послал меня в трейлер за изогнутым оселком, которым он собирался наточить свой топорик, чтобы с большей легкостью перерубать гусиные шеи, лапки и крылья. Думаю, впрочем, что он хотел показать мне, как выглядит жизнь, в которой не установлены правильные пределы. В трейлере стоял запах тухлых яиц, смешанный с чем-то сладковатым, химическим, имеющим отношение к еде, — так пахли дубильные растворы Чарли, да и сам он, а в натопленном, замкнутом пространстве этот запах только усиливался. Он становился почти видимым и осязаемым, как стена, несмотря даже на то, что железную дверь трейлера я оставил открытой и за две минуты, что я там провел, в комнату задувал холодный ветер. Мне хотелось побыстрее выбраться на свежий воздух. Впрочем, я иногда улавливал тот же душок и снаружи — если подходил к Чарли поближе или оказывался с подветренной его стороны. Казалось, этот запах исходит от его засаленной одежды, от крашеных волос. Вы наверняка думаете, что привыкнуть к такой особенности человека невозможно и мне приходилось терпеть ее сцепив зубы. Однако я к ней привык и всякий раз, приближаясь к Чарли, замечал, что начинаю да и продолжаю потом, уже бессознательно, принюхиваться, как будто в запахе его присутствовало нечто притягательное. Некоторое время она будоражила меня — потребность обонять то, что обонять не следует, пробовать на вкус вещи, которые — я понимал это — покажутся мне омерзительными, смотреть, широко раскрыв глаза, на то, от чего другие отводят взгляд, — иными словами, забывать о пределах. Конечно, все они теряют привлекательность, когда ты становишься старше и в достаточной мере насыщаешься ими. Однако тяга эта — часть взросления, такая же, как осознание того, что пламя жжется, вода бывает слишком глубокой, а упав с большой высоты, ты можешь навсегда лишиться возможности рассказать, что чувствовал, пока падал.

Чарли держался об Артуре Ремлингере дурного мнения, хоть ничем это и не показывал. Тем не менее мне он сказал, что Ремлингер — личность лживая, опасная, безжалостная, хаотичная и бесстыдная и человеку вроде меня следует быть с ним осторожным и даже побаиваться его, поскольку он способен лестью довести до опасного положения кого угодно, — именно это, намекнул Чарли, с ним самим и случилось, хотя подробностей он, по обыкновению, никаких не поведал. Мы возились с гусиными тушками. Чарли поднял взгляд от шпалы, на которой мы их потрошили, оглядел пустой городок Партро, и тот, похоже, внушил ему новую мысль. Он набрал в легкие побольше сигаретного дыма, подержал его там, выпустил через широкие ноздри дымную струю и сообщил: «люди» уже направляются сюда.