«Безумный монументалист» из Каулэра Дункан Toy отрицает. что он атеист. По его словам, у него есть собственное представление о Боге, но оно не расходится.

Впоследствии Toy заметил, что журналисты не интересуются его мыслями, хотя они спрашивали его, каково это спать одному в огромном здании, и все фотографировали Адама и Еву. Единственным исключением был высокий мужчина в красивом костюме из «Глазго геральд». Он просидел полчаса на передней скамье, глядя на плафон, потом пересел на стул у органа и принялся рассматривать стену с Эдемом. Наконец он проговорил:

— Мне это нравится.

— Я рад.

— Разумеется, критиковать это — задача почти невыполнимая. Это не кубизм, не экспрессионизм, не сюрреализм, это не академический стиль, не натурализм и даже не примитивизм. Чуточку похоже на Пюи де Шаванна, но кто сейчас помнит Пюи де Шаванна? Боюсь, вам предстоит поплатиться за то, что вы не вписываетесь в основные направления развития.

— То же относится к лучшим британским художникам.

— Да?

— Хогарт. Блейк. Тернер. Спенсер. Барра.

— О, вам они нравятся? Тернер, конечно, хорош. Его подход к колориту предвосхищает Одилона Редона и Джексона Поллока. Ладно, я для вас постараюсь, хотя неделя выдалась, как никогда, загруженная. Школы Глазго и Эдинбурга организуют выставки дипломных работ, так что времени у меня в обрез.

В конце статьи о других людях «Гералд» написал следующее:

Непросто разыскать в глубинах Северо-Восточного Глазго Каулэрскую приходскую церковь, но те упрямцы, которые туда все же доберутся, обнаружат, что стенная роспись Дункана Toy по Книге Бытия (незаконченная) заслуживает гораздо большего, нежели беглый взгляд.

Непросто разыскать в глубинах Северо-Восточного Глазго Каулэрскую приходскую церковь, но те упрямцы, которые туда все же доберутся, обнаружат, что стенная роспись Дункана Toy по Книге Бытия (незаконченная) заслуживает гораздо большего, нежели беглый взгляд.

Газеты внушили ему отвращение к его работе. Месяцам он старался придать каждому образу максимум ясности и гармонии, не помещая на картину ничего, что не находил красивым и волнующим. Он понимал, что в репортажах всегда все упрощается и искажается, но чувствовал также, что и самый неверный репортаж дает все же некоторое представление о предмете, а его работа не породила ничего, кроме бесполезной болтовни. Он лежал, свернувшись клубком, на полу кафедры и до полудня то дремал, то просыпался, потом поднялся на ноги и, покусывая сустав большого пальца, стал глядеть на незаконченную стену. Теперь он не видел ничего, кроме запутанных очертаний. Громко хлопнув дверью и топая, вошли Макалпин и Драммонд, за ними Макбет. Toy следил за приятелями удивленно и с интересом.