— Конечно нет. Бог, видишь ли, это слово. Им обозначается все, о чем молчат, когда говорят: «Я думаю». Согласно закону обратного исключения Проппера — который позволяет блохе, заключенной в спичечном коробке, объявить себя тюремщиком Вселенной, — каждое отдельное «Я думаю» обладает сокровенным знанием поверхности того, что им не является. Но поскольку каждый, кто мыслит, отражает свою, отличную от других поверхность того, что им не является, и поскольку Бог — это слово, которым мы обозначаем целое, отсюда следует, что наша договоренность относительно Бога основана на недоразумении.

— Ты лжец! — выкрикнул Макбет, уловивший часть его речи. — Старая женщина права. Бог — это не слово, Бог — человек! Я распял его собственными руками!

Макалпин вмешался примирительным тоном:

— С тех пор как капиталистический дух соперничества отрезал нас от коллективного бессознательного, все мы более или менее распяты.

— Только не говори мне о распятии, — проворчал Макбет. — Что может знать о распятии обладатель диплома? Год назад один приятель мне сказал: «Джимми, если ты будешь продолжать в том же духе, тебя ждет конец в сточной канаве, в сумасшедшем доме или в Клайде». С тех пор я побывал во всех трех местах.

Макалпин поднял указательный палец.

— Для чувствительного интеллигента вроде меня неправильная нота в квартете Бетховена такая же крестная мука, как для тебя пинок в зад или падение с висячего моста над Клайд-стрит.

— Воображаешь себя до черта умным, так?

Тем временем пожилая дама поднялась на ноги и стала обмениваться со всеми рукопожатиями. Когда она дошла до Драммонда, тот ухмыльнулся и на удивление мелодично пропел:

Господь — мой пастырь. Он меня На луг зеленый приведет: Покорного, понудит лечь У безмятежных вод.

Господь — мой пастырь. Он меня

На луг зеленый приведет:

Покорного, понудит лечь

У безмятежных вод.

Несколько человек к нему присоединились, другие засмеялись, некоторые с хмурым видом что-то забормотали. Старая дама ласково погладила Драммонда по голове и сказала, что он похож на Христа; потом назвала себя Молли О'Мэлли и пустилась танцевать в узком проходе джигу. «Бог любит тебя, мой мальчик! Бог любит тебя, мой славненький мальчик!»

— Решил приударить за старухой? — спросил старик, сидевший недалеко.

— Я? Нет!

— Ерунда. Я в твоем возрасте трахал все, что шевелится. Приблизился плотный бармен и заявил твердо: