Светлый фон

— «Транс-Америка», рейс два, выруливайте на взлётную полосу два-пять и ждите. На полосу один-семь левую садится самолёт.

Полоса один-семь левая пересекала полосу два-пять. Одновременное пользование обеими полосами несомненно таило в себе опасность, но опытные диспетчеры умели так разводить взлетающие и идущие на посадку самолёты, что в точке пересечения никогда не могло оказаться двух самолётов сразу и вместе с тем не терялось зря ни секунды драгоценного времени. Пилоты, слыша по радио, что обе полосы находятся в работе, и учитывая опасность столкновения, со скрупулёзной точностью выполняли все указания диспетчеров.

Вглядевшись в снежную вьюгу, Димирест различил огни снижающегося самолёта.

Энсон Хэррис быстро и умело вывел машину на полосу два-пять и нажал кнопку своего микрофона.

— Говорит «Транс-Америка», рейс два. Вас понял. Вырулился и жду. Вижу идущий на посадку самолёт.

Садившийся самолёт ещё не успел пронестись над их взлётной полосой, как снова раздался голос диспетчера:

— «Транс-Америка», рейс два, взлёт разрешаю. Давай, давай, друг.

Последние слова не входили в диспетчерскую формулу, но для пилотов и диспетчеров они означали одно и то же: «Ну же, взлетайте, чёрт побери! Ещё один самолёт идёт на посадку». Уже мелькнули в опасной близости от земли чьи-то чужие огни, стремительно приближавшиеся к полосе один-семь.

«Ну же, взлетайте, чёрт побери! Ещё один самолёт идёт на посадку»

Энсон Хэррис не стал медлить. Он нажал на педали тормозов, затем сдал все четыре сектора газа вперёд почти до упора, давая двигателям полную тягу.

— Уравняйте тягу, — распорядился он; Димирест между тем подобрал положение секторов, при котором все четыре двигателя получали топливо поровну; ровное гудение их постепенно переходило в грозный рёв. Хэррис отпустил тормоза, и 731-ТА рванулся с места.

Вернон Димирест передал на КДП:

— «Транс-Америка», рейс два, пошёл на взлёт, — и тут же отдал от себя штурвал, в то время как Хэррис, левой рукой управляя носовым колесом, правой взялся за секторы газа.

Самолёт набирал скорость. Димирест крикнул:

— Восемьдесят узлов![12]

Хэррис кивнул. Бросив носовое колесо, взялся за штурвал. В снежном вихре промелькнули огни взлётной полосы. На скорости сто тридцать узлов Димирест — в соответствии с произведённым заранее расчётом — сообщил Энсону Хэррису, что критическая скорость, при которой ещё можно отменить взлёт и остановить лайнер в пределах взлётной полосы, достигнута. Превысив эту скорость, самолёт мог идти только на взлёт… Но вот он уже перешёл за эту грань и продолжал набирать скорость. Пересечение взлётных полос осталось позади, справа сверкнули огни идущего на посадку самолёта — ещё мгновение, и он пересечёт полосу в том месте, где только что был их лайнер. Риск плюс точный расчёт снова оправдали себя; только пессимисты могут думать, что когда-нибудь такой риск… На скорости сто пятьдесят четыре узла Хэррис взял на себя штурвал. Носовое колесо приподнялось, самолёт находился в положении отрыва от земли. Ещё мгновение, и, набирая скорость, он поднялся в воздух.