Светлый фон

Инструктор объяснил, как работает телетайпный аппарат. В течение дня Фрэнси тренировалась – принимала и отправляла дурацкие сообщения. Потом ее поставили на линию Нью-Йорк – Кливленд.

Фрэнси думала: какое немыслимое чудо – она сидит здесь за аппаратом и печатает, а ее слова появляются за сотни миль отсюда, на ленте аппарата в Кливленде, штат Огайо! Не меньшее чудо и то, что другая девушка печатает что-то в Кливленде, а молоточки аппарата Фрэнси отстукивают эти слова.

Работать оказалось легко. Фрэнси поочередно в течение часа отправляла сообщения и в течение часа принимала. За смену ей полагались два пятнадцатиминутных перерыва на отдых, а в девять вечера – получасовой перерыв на «обед». Ей подняли зарплату на пятнадцать долларов, когда поставили на линию. В общем и целом работа оказалась совсем неплохая.

 

Домашняя жизнь перестроилась под новый распорядок Фрэнси. Она уходила из дома в начале пятого, а возращалась около двух ночи. У входа три раза звонила в звонок, чтобы мама подстраховала ее, пока она будет подниматься в темноте по лестнице – вдруг кто-нибудь нападет.

Спала Фрэнси до одиннадцати часов утра. Маме больше не требовалось начинать работу спозаранку, потому что Фрэнси была дома и могла присмотреть за Лори. Мама начинала уборку с их дома, пока Фрэнси спала. А когда Фрэнси вставала, переходила к двум соседним домам. Фрэнси работала по воскресеньям, зато в среду у нее был выходной.

Фрэнси нравился новый распорядок жизни. Благодаря ему она избавилась от одиноких вечеров, помогала маме и даже могла каждый день несколько часов гулять в парке с Лори. Обе они наслаждались теплом и солнцем.

 

В голове у Кэти созрел план, которым она решила поделиться с Фрэнси.

– Разрешат ли тебе и дальше работать в ночную смену? – спросила Кэти.

– Разрешат ли! Да они счастливы до смерти. Никто из девушек не хочет работать по ночам. Поэтому новеньких сразу ставят в ночную.

– Я вот что подумала. Может быть, с осени ты сможешь днем учиться в школе, а по вечерам работать. Это тяжело, я понимаю, но надо попробовать.

– Мама, что бы ты ни говорила, а в школу я не вернусь.

– Но ты же так хотела прошлой осенью!

– То было прошлой осенью. Тогда было самое время. А теперь слишком поздно.

– Совсем не поздно, не упрямься.

– Но, ради бога, что мне теперь может дать школа? Дело не в том, что я о себе много воображаю, вовсе нет. Но, как ни крути, я читала по восемь часов в день почти год, и я многое узнала. У меня есть свои представления об истории, о политике, о географии, о литературе и поэзии. Я очень много узнала о людях – о том, как они поступают, как живут. Я читала про подвиги и преступления. Мама, я читала обо всем на свете. Разве могу я теперь сидеть за партой вместе с детишками и слушать, как бубнит разные глупости старуха-учительница. Я же буду то и дело вскакивать, чтобы поправить ее. А если буду сидеть смирно, проглотив язык, я же возненавижу себя за то… за то, что питаюсь жвачкой вместо хлеба. Так что в школу я не пойду. А вот в колледж когда-нибудь поступлю.