Жрец подобрал шаль и накинул Арсиное на плечи.

— Если ты умрешь сегодня ночью, ты уйдешь к богам законной царицей Египта, — прошептал он ей на ухо. — А если я останусь жить, я приложу все силы, чтобы об этом стало известно.

— Законная царица Египта лежит сейчас в объятиях Марка Антония, императора Рима, — сказал низкорослый стражник. — Будь у тебя побольше ума, ты могла бы быть сейчас на ее месте.

Арсиноя огляделась по сторонам, но вокруг никого не было — лишь колонны храмового притвора, такие красивые днем. Они превратились в каменных стражей ее позора. Арсиноя подумала о том, как умирала Береника. Она ведь наверняка смотрела на тех, кто обрек ее на смерть, с презрением, ненавистью или даже жалостью — до того самого момента, когда лезвие меча коснулось ее шеи. Арсиноя решила вести себя так, чтобы Береника могла гордиться ею. Она не опозорит память сестры, выказывая страх перед этими римлянами. Они могут отнять у нее жизнь, но не достоинство.

Царевна приблизилась к низкорослому стражнику и взглянула прямо ему в глаза.

— Я скорее умерла бы, чем стала любовницей римлянина.

Стражник вскинул было руку, чтобы отвесить Арсиное пощечину, но напарник удержал его.

— Не нарушай приказ, — сказал он. Затем он развернул Арсиною и подтолкнул вперед. — Ты просто тянешь время.

Арсиноя расправила плечи и взглянула вперед. В дальнем углу двора, за каменным жертвенником стоял римский центурион. Арсиноя не могла разглядеть его лицо, но увидела, что это рослый, крупный мужчина; он стоял, широко расставив ноги. Неужто ее убьют на этом самом камне, на котором животных приносили в жертву богине? Без суда, без свидетелей ее смерти — кроме этих варваров и жреца-изменника?

Стражники вытолкнули ее из тени. И в тот же самый миг, когда Арсиноя узнала Гельвиния, на лице его расплылась улыбка, а меч центуриона покинул ножны и сверкнул в свете лунной богини — вместе с белозубой улыбкой римлянина.

АЛЕКСАНДРИЯ Десятый год царствования Клеопатры

АЛЕКСАНДРИЯ

Десятый год царствования Клеопатры

Клеопатре было любопытно: неужто предостережения философов окажутся правдивы и ее здравый смысл скончается, захлебнувшись наслаждением?

— Я у тебя в плену, император, — сказала она Антонию. — Умом, телом и царством.

— А я — у тебя, царица, — отозвался он.

Они только что занимались любовью — снова — в купальне у Клеопатры. Когда они закончили, царица собралась было улечься, но Антоний велел подавать обед.

— Что, среди полуночи? — удивилась Клеопатра.

— Пускай время подстраивается под желания человека, — заявил Антоний. — Ибо они важнее всего.