Клод прервал его:

– Значит, вы счастливы?

Гренгуар ответил с жаром:

– Клянусь честью, да! Сначала я любил женщин, потом животных. Теперь я люблю камни. Они столь же забавны, как женщины и животные, но менее вероломны.

Священник приложил руку ко лбу. Это был его обычный жест.

– Разве?

– Ну как же! – сказал Гренгуар. – Они доставляют такое наслаждение!

Взяв священника за руку, чему тот не противился, он повел его в лестничную башенку Епископской тюрьмы.

– Вот вам лестница! Каждый раз, когда я вижу ее, я счастлив. Это одна из самых простых и редкостных лестниц Парижа. Все ее ступеньки скошены снизу. Ее красота и простота заключены именно в плитах этих ступенек, имеющих около фута в ширину, вплетенных, вбитых, вогнанных, вправленных, втесанных и как бы впившихся одна в другую могучей и в то же время не лишенной изящности хваткой.

– И вы ничего не желаете?

– Нет.

– И ни о чем не сожалеете?

– Ни сожалений, ни желаний. Я устроил свою жизнь.

– То, что устраивают люди, расстраивают обстоятельства, – заметил Клод.

– Я философ школы Пиррона и во всем стараюсь соблюдать равновесие, сказал Гренгуар.

– А как вы зарабатываете на жизнь?

– Время от времени я еще сочиняю эпопеи и трагедии, но всего прибыльнее мое ремесло, которое вам известно, учитель: я ношу в зубах пирамиды из стульев.

– Грубое ремесло для философа.

– В нем опять-таки все построено на равновесии, – сказал Гренгуар. Когда человеком владеет одна мысль, он находит ее во всем.

– Мне это знакомо, – молвил архидьякон.