Вечером она поехала провожать меня на станцию. На автобусе мы добрались до городка, съели пиццу в ресторанчике рядом со станцией и стали ждать, когда появится дизель-электровоз с прицепленными к нему тремя вагонами. В зале ожидания стояла большая, раскаленная докрасна печь, вокруг которой толкались два-три человека. Но мы туда не пошли и стояли вдвоем на стылой платформе. В небе висел обледеневший зимний месяц, его острый, резко очерченный контур напомнил мне китайский меч. Стоя под луной, Мэй поднялась на цыпочки и едва ощутимо поцеловала меня в правую щеку. Я почувствовал ее холодные тонкие губы на том самом месте, где прежде было родимое пятно.

– До свидания, Заводная Птица! – прошептала она. – Спасибо, что специально приехал сюда ко мне.

Не вынимая рук из карманов, я стоял и смотрел на нее. Надо было что-то сказать, но подходящих слов не находилось.

Когда подошел поезд, Мэй стянула с головы шапочку, отступила на шаг и сказала:

– Если с тобой что-нибудь случится, Заводная Птица, просто громко позови меня. Хорошо? Меня и утиную братию.

– До свидания, Мэй Касахара.

Поезд тронулся, а молодой месяц все висел над головой, то исчезая, то появляясь вновь каждый раз, когда состав поворачивал. Как только она скрывалась из глаз, я переводил взгляд на мелькавшие за окном вагона огоньки остававшихся позади городков и поселков. Мне представилась Мэй в своей голубой шерстяной шапочке: сидит одна в автобусе, а тот везет ее в горы, обратно на фабрику. Потом – утки, дремлют где-то в тени, что падает на землю от пучков травы. Я стал думать о том мире, в который возвращался.

– До свидания, Мэй Касахара, – повторил я. До свидания, Мэй, и пусть тебя всегда кто-нибудь надежно защищает.

Я закрыл глаза и попробовал вздремнуть. Но заснуть по-настоящему мне удалось гораздо позже. Где-то далеко от всего и всех я неслышно погрузился в мимолетный сон.