— Мне жаль, — сказал я, — что вы побеспокоились явиться ко мне. Мистер Люкер ошибся, послав вас сюда. Мне поручают, как и другим людям моей профессии, давать деньги взаймы. Но я никогда не даю их людям, неизвестным мне, и под такой залог, как ваш.

Совершенно не пытаясь, как это сделали бы другие, уговаривать меня поступить против моих правил, индус еще раз поклонился и завернул свою шкатулку в обе обертки, ни слова не говоря. Он встал, этот удивительный убийца, встал в ту самую минуту, как я ответил ему!

— Будете ли вы снисходительны к иностранцу, разрешив мне задать один вопрос, — сказал он, — прежде чем я уйду?

Я поклонился с своей стороны. Только один вопрос на прощанье! А мне задают их обычно пятьдесят!

— Предположим, сэр, что вы дали бы мне денег взаймы, — сказал он, — в какой именно срок я должен был бы вернуть их вам?

— По обычаю нашей страны, — ответил я, — вы были бы обязаны вернуть долг (если бы захотели) через год, день в день.

Индус отвесил мне последний поклон, ниже прежнего, и вдруг бесшумно вышел из комнаты.

Это произошло в одно мгновенье, — он выскользнул тихой, гибкой, кошачьей походкой, которая, признаюсь, немного испугала меня. Как только я пришел в себя настолько, чтобы начать думать, я вывел одно ясное заключение по поводу непонятного гостя, удостоившего меня своим посещением.

Лицо, голос и обращение его во время нашей беседы были так сдержанны, что казались непроницаемыми. Но было одно мгновение, когда он все-таки дал мне заглянуть под эту маску. Он не выказывал ни малейшего признака интереса ни к чему из сказанного мною, пока я не упомянул, в какой срок должник обязан вернуть взятую им ссуду. Только тогда он взглянул мне впервые прямо в лицо. Из этого я заключил, что он задал мне этот последний вопрос с особой целью, у него был особый интерес услышать мой ответ. Чем дольше размышлял я о нашем разговоре, тем сильнее подозревал, что принесенная шкатулка и просьба о займе были простым предлогом, пущенным в ход для того, чтобы проложить путь к последнему вопросу, заданному мне.

Уверовав в справедливость такого заключения, я постарался сделать дальнейший шаг и угадать причину прихода индуса. Тут мне как раз принесли письмо от самого Септимуса Люкера. Он просил у меня прощения в выражениях противно раболепных и уверял меня, что может все объяснить удовлетворительным для меня образом, если я удостою его личной встречи.

Еще раз пожертвовав делами ради простого любопытства, я назначил ему свидание в моей конторе на следующий день.

Мистер Люкер оказался во всех отношениях гораздо ниже индуса, — он был такой пошлый, такой безобразный, такой раболепный, что его не стоит подробно описывать на этих страницах. Вот сущность того, что он мне сказал: