Она снова оказалась в поле зрения четырех мужчин.

— А если я подожгу их, Реб? Могу я все это сжечь?

— Да.

— Правда, могу?

— Да.

Но он улыбнулся и сказал чарующе нежно:

— Только одновременно ты подожгла бы и банк.

— Купи банк.

— Ну зачем нам банк, любовь моя? Это очень грустное место, ты не находишь?

Она посмотрела на него, и вдруг слезы навернулись на ее глаза:

— Ты необыкновенно ласковый и нежный, Реб. Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Чармен.

Она прислонилась к стене из долларов и заплакала — совсем беззвучно.

Сначала Тепфлер, затем Кнапп и наконец Фюссли отвели взгляд, не в силах дольше глядеть на нее, на нее и на него — в тот момент он был похож на человека, которого распинают.

— Теперь можешь опять отвезти меня туда, Реб. Пусть они снова запрут меня.

Многочисленная охрана, расставленная снаружи, по знаку Кнаппа пропустила их обоих. Даже после того, как двери закрылись, Тепфлер не двинулся с места. Кнапп сказал ему:

— Идите домой, мой мальчик. Все кончено.

— Что мы будем делать со всеми этими деньгами?

— Возвратим их туда, откуда взяли. Что еще можно сделать?

Тадеуш Тепфлер кивнул. Разумеется. Теперь и он пошел к выходу.