Он принял поводья иноходца и спрыгнувшую с него Таис, ласково подбросив ее в воздух. Умный конь отошел без команды и укрылся в тени вяза. Александр испытующе оглядел афинянку, как после долгой разлуки, притронулся к ожерелью из когтей, с любопытством коснулся звенящей резной серьги. Таис объяснила назначение грифового когтя – знака Хранительницы Путей – и рассказала, как она приобрела его.

Александр слушал, скользя взором по ее фигуре, четко освещенной сквозь прозрачную эксомиду.

– Ты носишь поясок по-прежнему? – спросил он, увидев проблеск золота, – и там все еще «кси»?

– Другой не будет, невозможно! – тихо ответила Таис. – Я хотела поблагодарить тебя, царь! За дом в Новом городе, у ворот Лугальгиры.

– Я иногда спасаюсь там, – невесело усмехнулся царь, – но не могу оставаться подолгу.

– Почему?

– Не позволяют дела, и потом… – Александр вдруг отбросил вялую манеру разговора, ныне вошедшую в его обыкновение.

– Иногда мне хочется опять бросить себя в пламенный Эрос, – заговорил он энергично, – снова ощутить себя юношей. В тебе я нашел божественную исступленность, какая лежит и в моей душе, подобная подземному огню. Ты расколола каменные своды и выпустила его наружу. Какой муж устоит перед этой силой?

– Чтоб разбудить ее, нужна встречная сила, как саламандре – огонь! – ответила Таис. – А ее нет, нет никого, кроме тебя.

– Да, когда я был тот встреченный тобой в Мемфисе, нет на середине Евфрата. Он далек от меня теперь, – добавил Александр, потухая.

Таис смотрела на прекрасное лицо царя, находя незнакомые черты усталой и презрительной жестокости, не свойственные прежнему облику Александра – мечтателя и храбрейшего из храбрых воинов. Такие никогда не бывают ни презрительными, ни жестокими. Его низкий лоб казался покатым из-за сильно выступавших надбровий. Прямой крупный нос подчеркивали резкие складки вокруг рта, полные губы которого уже слегка растянулись над крепким круглым подбородком. Глубокие вертикальные борозды прорезали некогда нежные округлости щек. Кожа оставалась по-прежнему гладкой, напоминая о совсем еще молодом возрасте великого царя. В Спарте Александр только два с половиной года назад достиг бы возраста взрослого мужа.

– Ты очень устал, мой царь? – спросила Таис, вложив в вопрос всю нежность, на какую была способна, будто великий завоеватель и владыка стал мальчиком, немногим больше ее Леонтиска.

Александр опустил голову, отвечая молчаливым согласием.

– Стремление к пределам Ойкумены еще горит в тебе? – тихо спросила афинянка. – Может быть, ты избрал не тот путь?