Новобрачные и их друзья, политические эмигранты Зубок и Ковалев, в тот вечер выпили по бокалу шампанского. Свидетели еще раз поздравили Клару и Сергея и проводили их во Фронау.

Через несколько недель Сергей сказал жене, что прерывает службу в банке и ненадолго покидает Берлин.

В октябре 1918 года господин Гутенберг снова приехал в Киль и поселился в облюбованном им пансионате фрау Кройцигер на Лютерштрассе. Штамп «унабкемлих», поставленный в солдатской книжке, по-прежнему избавлял от назойливости полицейских властей.

Весь октябрь Гутенберг провел в Киле, часто появлялся на военно-морской базе по поручению фирмы, которую представлял, вел переговоры с заместителем командира базы по боепитанию, весьма любезным корветтен-капитаном.

С морского театра военных действий в Киль приходили тревожные сведения. Беспощадная подводная война, которую с еще большим ожесточением вела Германия, приносила все новые жертвы не только странам Антанты, но и немцам. Атлантика похоронила десятки тысяч немецких моряков, а просвета не было видно. Молох требовал жертв. Где-то там, в матросских кубриках, на вспомогательных судах у причалов, зрели силы, готовые вот-вот выйти из повиновения.

Тридцать первого октября Гутенберг последний раз появился в пансионе, расплатился с любезной хозяйкой, сказал, что уезжает из Киля.

С ноября 1918 года до января 1919 года Александровский не появлялся во Фронау. Оперный театр не работал, Клара почти все время проводила дома, иногда забегала к Либкнехтам в надежде увидеть там Сергея. Но Соня ничего утешительного не могла ей сообщить. В середине ноября Карл вышел на волю из Северной военной тюрьмы, вместе с Розой Люксембург стал во главе революции и тоже почти не появлялся дома. Все дни он проводил в Центральном Комитете только что созданной Коммунистической партии Германии или в редакции газеты «Роте фане».

В начале января положение в центре Берлина, особенно на Линденштрассе, осложнилось. Началось наступление правительственных войск. Оценив обстановку, Александровский намеревался помочь восставшим — бросить туда свой отряд, но правительственные войска потеснили матросов. Александровский сумел пробраться в здание ЦК Коммунистической партии, там узнал, что интернационалисты под командованием Франческо Мизиано овладели и крепко удерживают здание «Форвертса», и решил любой ценой пробиться туда. Первым, кого он увидел на верхнем этаже здания, был семнадцатилетний Гельми. Тот бросился к Сергею на шею с криком: «Русские тоже с нами!»

Теперь уже не было никакого смысла называть себя Гутенбергом. Сергея подвели к единственному пулемету, который имелся в отряде Мизиано. Он поднял его, почистил, придвинул коробку с лентами и, улыбнувшись окружавшим его итальянцам, по-русски сказал сам себе: