— Мне надо сесть, — говорит он, и Джей-Би заводит его за угол, на другую сторону стены с портретом Виллема, в небольшой тупик. Он присаживается на сложенные там ящики и опускает голову на руки, кладет руки на колени.
— Прости, — говорит он с трудом. — Прости, Джей-Би.
— Это тебе, — негромко отвечает Джей-Би. — Когда выставка закроется, Джуд, ты его заберешь.
— Спасибо, Джей-Би, — говорит он.
Он заставляет себя встать, чувствуя, как внутри все сдвигается. Надо поесть, думает он. Когда он последний раз ел? Кажется, завтракал, но не сегодня, а вчера. Он хватается за ящик, чтобы сохранить равновесие, чтобы остановить качку, которую ощущает головой и спиной; это ощущение приходит к нему все чаще, как будто он уплывает, состояние, близкое к блаженству.
Он уворачивается.
— Ты что, охренел?!
Он отшатывается, утирает губы тыльной стороной ладони.
— Джуд, прости, я не хотел, — говорит Джей-Би. — Ты просто выглядел таким несчастным.
— И ты решил меня утешить? — шипит он.
Джей-Би делает шаг вперед.
— Не смей ко мне прикасаться, Джей-Би.
На заднем плане он слышит болтовню установщиков, голоса галериста и кураторов. Он делает еще шаг, теперь к краю стены. Сейчас упаду в обморок, думает он, но не падает.
— Джуд, — говорит Джей-Би, лицо его меняется. — Джуд?
Но он отходит прочь.
— Уйди от меня, — говорит он, — не трогай меня. Отстань.
— Джуд, — говорит Джей-Би тихо, идя за ним, — ты плохо выглядишь. Дай я тебе помогу.
Но он продолжает идти, стараясь оторваться от Джей-Би.