— Ты уверен, что хочешь этого? — спросила она. — Итан, у него даже название некрасивое, да и нравоучений слишком много.

— Другим эта идея очень понравилась! — упирался он. — И Эш в том числе!

Так было всегда. Люди часто соглашались с Итаном, а Эш — тем более. Она всегда поддерживала все его начинания. В этом была вся она.

«Мультяшный „Иштар“» — вот как описали этот мультик в The Hollywood Reporter. Каждый провал был своего рода «Иштаром». Через несколько лет после этого Итан сказал, что Ирак — это «Иштар» войны. Никто из сотрудников студии не винил его в провале в открытую, но это, конечно же, была его вина. Как он объяснил своим друзьям за ужином однажды вечером, его инициативу по борьбе с детским трудом восприняли, как каприз.

— Мне стоило прислушаться к тебе, Жюль, — мрачно сказал он, глядя на нее через стол. — Всегда стоило.

После провальной премьеры Итан взял отпуск и закрылся от всех в доме на Чарлз-стрит. Однако именно этот период затворничества позволил ему понять, что чем дальше задвигаешь работу, тем плотнее сталкиваешься с изнанкой своей личной жизни — в его случае ею стал отстающий в развитии сын, Мо. Его маленький, беспокойный и вечно плачущий, прямо как младенец, Мо. В течение недели с ним пыталась совладать целая армия учителей и терапевтов. Через их дом беспрестанно лился поток милых девушек — они все были одинаково прелестны, их всех, как любил шутить Итан, одинаково звали Эрин. Они все были невероятно заботливыми. Итан боялся, что его сердце не выдержит — хотя, конечно же, оно бы выдержало, ведь когда дело касалось сына, сердце Итана тут же превращалось в камень.

Ларкин было очень просто любить. Она была развитой и творческой девочкой. Уже говорила о том, что, когда вырастет и сможет работать, будет ассистенткой в папиной студии — «Мультсарайчике».

— Я могу придумывать мультики. И рисовать тоже! — говорила она. — Прямо как ты, папочка!

А вот это уже и правда разбивало Итану сердце, ведь те старые-добрые дни карандашей и чернил остались далеко позади. Теперь все иначе. Изначально миром мультипликации правили художники. Теперь всем заправляли сценаристы.

Итан до сих пор записывал голоса двух персонажей из «Фигляндии», следил за производственным процессом, присутствовал на сценарных чтениях и в звукозаписывающей студии, носился по «Мультсарайчику» и проверял работу даже в конце дня, когда все сотрудники думали только об одном: Господи Иисусе, Итан, только не я! Я просто хочу домой, заняться своими делами, побыть с семьей. Я же не ты, Итан! Я не могу загружать себя работой под завязку и при этом успевать жить.