Эш говорила, что завидует им, решившим жить проще, и, конечно, их решению вернуться в то место, которое они с Жюль когда-то любили. Мало кому выпадает такая возможность. Конечно, сказала Эш, Жюль и Деннису обязательно надо взяться за эту работу, пусть даже ради нее придется изменить и перестроить всю свою жизнь.

— Как только сядешь на этот поезд, — сказала Эш, имея в виду момент, когда они обратились к Вундерлихам и договорились о собеседовании, — так с него уже не сойдешь. Что же вам теперь, отказываться от предложения? Бесконечно жаль, что мы с Итаном не можем перебраться в лагерь вместе с вами.

Но это была ложь во имя дружбы. Эш снимала экспериментальную версию «Кошки на раскаленной крыше», в которой мужские роли стали женскими и наоборот, так что жуткую главную героиню теперь звали Большой Мамой. Предстояли и новые театральные проекты, которым не было конца. Она бы ни за что не бросила все это ради того, чтобы вернуться в «Лесной дух», однако понимала, почему Жюль смогла так поступить.

Из холла убрали стулья, наспех соорудили диджейский пульт, и по длинному залу разнеслась музыка. Для Жюль она была совершенно незнакомой. Жесткое пульсирующее техно с отдельными, почти случайными вкраплениями человеческого голоса. В роли диджея выступала пятнадцатилетняя бас-гитаристка Кит Кэмпбелл — мелкая, яркая, юркая, с короткими и колкими темными волосами, белесыми глазами и бледной кожей. Миниатюрно-стильная в своих приспущенных шортах и незашнурованных ботинках «милитари». Для нее это было первое лето в лагере, и остальные ребята, похоже, к ней тянулись. К концу вечера Кит окружили несколько подростков — две девушки, простоватая белая и эффектная чернокожая, два парня, один с подведенными глазами, а другой — эдакий самоуверенный мачо в надетой задом наперед бейсболке. Всей толпой они рванули на выход. Девчонки задорно толкались бедрами, ребята шагали, засунув руки в карманы. Типичная тусовка, в которую сбивается школьная мелюзга.

Жюль и Деннис пошли с фонарями через темную лужайку вслед за ребятами, которые кружили, петляли и шумели. Жюль жалела, что нельзя потихоньку уронить фонарик на землю и броситься вдогонку за ними. Не ко двору она в этой компании, вот и осталась с мужем, которому явно нравилось неспешно гулять вдвоем. Наконец впереди девочки повернули в одну сторону, а мальчики — в другую. Жюль гадала, не сообразит ли кое-кто из них встретиться попозже, хотя ей с Деннисом, как управляющим лагеря, полагалось не допускать такого. Не то чтобы здешняя обстановка так уж располагала к сексу — скорее, просто к завершению этапа детской неприкаянности, выходу из положения одинокого пилигрима в постели, в котором пребываешь до самой юности, когда внезапно одиночество становится невыносимым, и тебе внезапно начинает хотеться быть с кем-то вместе во все часы дня и ночи.