С улыбкой, напоминающей половинку ананасного ломтика, Норвел передал слово Эшли Голдуэлл с прогнозом погоды. Она сообщила, что в Стоктоне ожидается «повышенная влажность, вероятность дождя – восемьдесят процентов».

Несмотря на эти мрачные пророчества, как только я добралась до школы (закончив сперва с последними оставшимися делами – риелторское агенство «Шервиг», вещи для Армии спасения), Эва Брюстер объявила по громкой связи, что гордым родителям предлагается занять свои места на складных стульчиках перед физкультурным корпусом Бартлби ровно в 11:00 (не более пяти стульев на каждого ученика, а родственники сверх этого количества пусть размещаются на трибунах). Церемония, как и планировалось, начнется в 11:30, не обращайте внимания на слухи, никаких изменений в программе не предвидится. Фуршет в саду также состоится по расписанию – музыку и зрелище обеспечат джаз-бенд «Сладкие булочки» и те участники танцевальной группы «Боб Фосс», кто еще не в выпускном классе, а родители, школьники и учителя будут порхать бледными мотыльками среди бокалов шипучего сидра и букетов с каллами, шепотом обсуждая, кто куда поступил.

– Я обзвонила несколько радиостанций – дождь обещают ближе к вечеру, – сообщила Эва Брюстер. – Если старшие классы вовремя построятся, мы все прекрасно успеем. Всем удачи и поздравляю с окончанием!

Я застряла в кабинете миз Симпсон («Для меня огромное счастье, что ты училась в моем классе, – всхлипывала она. – Когда встречаешь ученика с таким глубоким пониманием материала…»), потом еще зашла к мистеру Моутсу сдать накопившиеся задания, и он тоже меня задержал. Вернувшись в школу после шестнадцатидневного отсутствия, я тщательно следила за тем, чтобы говорить и выглядеть как обычно, – и одевалась как прежде, и ходила, и причесывалась (на это люди первым делом обращают внимание, когда вынюхивают следы семейных потрясений и расшатанной психики), но, видимо, папино бегство все-таки отчасти меня изменило. Подредактировало слегка – там словечко, тут запятая. И я постоянно чувствовала на себе чужие взгляды – хотя уже не завистливые, как во времена, когда я была приближена к Аристократам. Сейчас меня замечали взрослые, причем смотрели озадаченно, как будто я постарела в одночасье и они во мне узнавали себя.

– Я рад, что у тебя все наладилось, – сказал мистер Моутс.

– Спасибо.

– Мы беспокоились. Не знали, что с тобой случилось.

– Я понимаю. Просто навалилось всякое.

– Когда ты наконец объяснила Еве, в чем дело, всем стало легче. Тебе, конечно, трудно пришлось. Кстати, как папа себя чувствует?