– В общем, да. Можешь называть его так, если хочешь. Завтра утром он улетает из Америки, помнишь? Ну вот, я хочу его немного разыграть.
– Только не впутывай сюда Андрэ!
– Но, милый…
– Если желаешь обмениваться пошлыми туалетными шуточками со своим… дружком – пожалуйста, кто запрещает! Но Андрэ впутывать не смей!! Он этим больше не занимается!
– Да ладно тебе, Белфорд! Это просто кусок резины.
Вы постукиваете обгрызенным ногтем по наконечнику, зажатому в обезьяньей лапке. И опять указываете на пожарную лестницу. Андрэ задирает голову.
– Не важно. Клизма или бриллиант – все равно воровство. У меня годы ушли, чтобы отучить невинное животное от дурных привычек, вколоченных грязным преступником! И я не позволю его снова испортить! Андрэ, иди сюда!
Белфорд тянется к своему питомцу, но обезьяна уворачивается от лопатообразных ладоней, запрыгивает вам на плечи и, больно толкнувшись в шею, пружиной взлетает вверх, на пожарную лестницу.
– Стой! – кричит Белфорд. – Андрэ, вернись!
– Тише, ты весь отель разбудишь.
– Разбужу, да! Весь этот дурацкий отель!!! И полицию позову, если ты не прекратишь эту гнусность! Андрэ!
Обезьяна сидит на нижней ступеньке и не движется. Вы потираете растянутую шею. Белфорд распадается прямо на глазах, как двойной торнадо.
– Все, я зову на помощь… Помогите!!!
С инстинктивной ловкостью бывалого ковбоя вы выхватываете из сумочки газовый баллончик. Рассудок еще не успевает подтянуть штаны, а ваша недрогнувшая рука уже наставляет оружие в лицо Белфорда.
– Еще один звук, и я превращу тебя в амебу! В чертово желе! Я не шучу, Белфорд.
Луна зашла; Терри-авеню чернеет, как река. Ночь столь тиха, что слышен стук собственного сердца и шум воздуха, запертого в легких Белфорда. Вы оба стоите неподвижно, будто загипнотизированные раскатом магического грома. Изумление в глазах Белфорда медленно превращается в разочарование и муку. Если бы не шум крови в висках, вы бы, наверное, услышали, как рвется его сердце. Мелькает быстрая мысль: он может убить одним ударом, вы даже клапан нажать не успеете.
– Этот газ медведя вырубает, – предупреждаете вы.
Но Белфорд не собирается вас бить. Его руки болтаются, как сломанные марионетки; дыхание булькает, как каша в горшочке. Он начинает медленно мотать головой, и с каждым махом выражение боли на лице углубляется, как хирургический надрез.
Ваша рука опускается – медленно, безвольно… Пальцы разжимаются, баллончик падает на тротуар и, позвякивая, укатывается в сточную канаву.
Все понятно. Вы просто не можете. Как ни велик стоящий на кону банк, у вас просто не хватает духа. Ах, черт возьми! В чем дело, Пипи? Как только ставки повысились и пошла серьезная игра – вы спасовали, словно трусливый мексиканец! И что же теперь?