— Там, в скалах, есть удобное место. И мы наконец побеседуем без чужих глаз.

Мы пошли меж деревьев на восток.

— Вы что, по-настоящему злитесь?

— Сладко было с ней целоваться?

— Я ж думал, что она — это вы.

— И долго вы так думали?

— Секунд десять.

Рванула мою руку вниз.

— Врун.

Но в углах ее губ появилась улыбка. Мы очутились у естественной скальной стены; одинокая сосенка, крутой спуск к обрыву. Стена надежно укрывала нас от соглядатаев с острова. Под сенью жидкого, потрепанного ветрами деревца был расстелен темно-зеленый коврик, на котором стояла еще одна корзинка. Оглядевшись, я заключил Жюли в объятия. На сей раз она позволила поцеловать себя, но почти сразу же отвела лицо.

— Мне так хотелось выбраться к вам вчера.

— Жаль, что не вышло.

— Пришлось отпустить ее одну. — Сдавленный вздох.

— Все время ноет, что мне самое интересное и важное достается.

— Ну ничего. Теперь у нас весь день впереди.

Поцеловала сырой рукав моей рубашки.

— Нам надо поговорить.

Сбросила туфли и, подогнув под себя ноги, уселась на коврик. Над кромкой синих гольфов торчали голые коленки. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что платье у нее белое, но покрытое частым мелким узором из розочек. Глубокий вырез приоткрывал ложбинку меж грудей. В этом одеянии она казалась доверчивой, как школьница. Бриз трепал пряди волос за ее плечами, точно на пляже в день, когда она звалась Лилией, — но тот ее облик уже отхлынул, будто волна с галечного берега. Я сел рядом, она потянулась за корзинкой. Ткань обрисовала линию груди, хрупкую талию. Повернулась лицом ко мне, наши глаза встретились; гиацинтово-серая радужка, скошенные уголки — засмотрелась на меня, забылась.

— Ну, приступим. Спрашивайте о чем хотите.

— Что вы изучали в Кембридже?